На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре - стр. 33
– О, Николая интересует все, чем живет прогрессивная Россия, – с усмешкой произнес он. – Мой внучатый племянник зачитывается произведениями Чернышевского, Белинского…
– Я читаю произведения и других авторов, – буркнул недовольно Николай, ковыряясь кочергой в камине.
Катя оживилась:
– Лиза, мой брат с чувством читает наизусть стихи … Коля, пожалуйста, прочти!
Морозов хохотнул:
– Да, племянник, прочти нам что-нибудь этакое, а?
Николай напрягся. Лиза молчала, выпрямившись, как струна, а Алексей, вальяжно откинувшись на спинку дивана, смотрел на Шмита и его выдавали лишь опасно поблескивающие глаза.
– Извольте, – неожиданно решился Николай. Повернулся к присутствующим. Его взгляд остановился на Лизе. – Письмо Онегина к Татьяне.
На мгновение наступила напряженная тишина, но ее нарушил приятный голос чтеца:
Предвижу все:
Вас оскорбит печальной тайны объясненье…
Какое горькое презренье ваш гордый взгляд изобразит!
Чего хочу?
С какою целью открою душу вам свою?..
Какому злобному веселью, быть может, повод подаю!..
Я думал: вольность и покой замена счастью.
Боже мой! Как я ошибся, как наказан!
Нет, поминутно видеть вас, повсюду следовать за вами,
Улыбку уст, движенье глаз ловить влюбленными глазами…
Внимать вам долго, понимать
Душой все ваше совершенство…
Пред вами в муках замирать, бледнеть и гаснуть…
Вот блаженство!..
Я знаю: срок уж мой измерен;
Но чтоб продлилась жизнь моя, я утром должен быть уверен,
Что с вами днем увижусь я!…
Боюсь: в мольбе моей смиренной
Увидит ваш суровый взор затеи хитрости презренной –
И слышу гневный ваш укор.
Когда б вы знали,
Как ужасно – томиться жаждою любви,
Пылать –
И разумом всечасно смирять волнение в крови.
А между тем притворным хладом вооружать и речь и взор,
Вести спокойный разговор,
Глядеть на вас веселым взглядом!..
Но так и быть:
Я сам себе противиться не в силах боле,
Все решено:
Я в вашей воле!..
И предаюсь моей судьбе.
В комнате наступила тишина. Все молчали. Плотно сжав губы, молчала и Катя, вдруг все осознав. Тем более жуткими показались сухие хлопки аплодисментов Глебова.
– Браво. Чтец вы действительно превосходный. Но безобразно выкинули слова и переврали текст, – сказал он. Посмотрел на жену. – Не правда ли, дорогая? «Пушкин» ведь ЛЮБИМЫЙ ваш поэт?!
Лиза промолчала.
– Я несколько дней не видел жену, – произнес Алексей, вставая. – Позвольте нам откланяться.
Лиза кинула возмущенный взгляд на мужа. Опять он решает все за нее!
– Но как же… – попыталась остановить их Катя, но дядя ей помешал.
– Конечно же, Алексей Петрович. Я вас прекрасно понимаю. Не смеем вас с супругой задерживать, – сказал он.
Коля Шмит, бледный как мел, отвернувшись, молчал. Лиза, проигнорировав протянутую Алексеем руку, встала, попрощалась, и вышла. Глебов откланялся и вышел следом.
Спустя некоторое время они уже ехали к гостинице, где остановился Алексей. Оба молчали. Лиза, хотя и ощущала исходящую от мужа тихую ярость и угрозу, упрямо не желала сдаваться и показать слабость. Держаться ей помогали гнев и обида. Хотя откровенное признание Шмита выбило ее из колеи: оно было неожиданным и высказанным в очень щекотливой ситуации.
Они так же молча проследовали в его гостиничный номер. Лиза осталась стоять посреди комнаты, когда Алексей закрыл дверь и прошел к столу. Он достал портсигар, вынул папироску, чиркнул спичкой. Закурил. Выпустил носом и ртом струйки дыма. Опять затянулся, все также стоя к жене спиной.