На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре - стр. 13
Тем временем Лиза нервничала и злилась. Пару раз она локтем ударила Алексея в бок, чтобы он угомонился, но безуспешно. Когда же Гапон заговорил о том, что борется за лучшую жизнь для рабочих, чтобы не было среди них нищеты и голода, неожиданно и громко на все помещение раздался голос Глебова:
– Скажите, батюшка, что вы намерены сделать? За счет каких средств произойдет это улучшение жизни?
Лиза вздрогнула и замерла – все смотрели в их сторону. Даже старик проснулся. Многих вопрос чужака заинтересовал, стали перешептываться, кто одобрительно, кто раздраженно.
Гапон взглянул на Рутенберга и, после небольшой паузы, произнес:
– Надо заставить раскошелиться хозяев, наживающих состояние за счет тяжелого труда рабочих.
Глебов наклонился вперед.
– Батюшка, так этого же добиваются и социал-демократы, и эсеры. У эсдеков это называется «взять в свои руки средства производства», а затем и власть. А это значит, – Алексей сделал паузу, – «долой самодержавие».
Гапон побледнел. Кинул взгляд куда-то в угол зала. Затем посмотрел на Глебова. Толпа роптала.
– Самодержавие тут не причем, – заявил Гапон категорично. Но от Алексея не ускользнуло, что голос священника дрогнул, как и его уверенность в себе.
– Как же это не причем, – вошел в роль Глебов, – если Власть всеми силами охраняет существующий в государстве «беспорядок»?
Гапон кинул быстрый взгляд влево, и Алексей краем глаза заметил, как поднялся со своего места Филиппов. Рутенберг же продолжал внимательно наблюдать за Алексеем.
Гапон на этот раз ответил на вопрос вопросом, обращаясь уже ко всем рабочим и привлекая их внимание:
– Братья и сестры, разве сам самодержец не хочет, чтобы рабочие в его государстве жили лучше? И разве он не в силах сделать что-то для этого? Не предосудительно пытаться привлечь внимание царя к нашим бедам! И вы знайте – большинство рабочих свято верят, что царь верно служит своему народу. Беда в том, что чиновники, окружающие царя, мешают ему знать правду о жизни рабочих…
Глебов, взяв Лизу за руку, поднялся и потянул ее к выходу.
– Идем!
Возле дверей они оказались в одно время с Филипповым. Тяжеловес хмуро смотрел на них.
– Знаю, знаю, «незваные гости – хуже татар», – заявил Алексей. – Да ты, малый, не переживай, мы уже уходим.
Глебов сделал попытку обойти великана, однако тот преградил им дорогу.
Алексей отступил на шаг назад, одновременно спрятав Лизу за своей спиной.
– Хочешь устроить возню при всем честном народе?
Филиппов посмотрел куда-то поверх его головы. Глебов оглянулся. К ним продвигались два типа, не иначе, как ряженные легавые.
– Ба! Да у вас полицейские шпики на службе! – громогласно объявил он, в пол-оборота повернувшись к публике. – Люди добрые, да что же это творится!
Великан сердито засопел. Ряженные в рабочих шпики в нерешительности остановились, заметив интерес толпы.
– Да где ж это видано, чтобы людей насильно удерживали! – раздался звенящий голос Лизы. Филиппов отступил, по-видимому, пронзительные женские вопли пугали его гораздо больше, чем что-либо другое.
– Пусть уходят, – раздался чей-то голос. Алексей и Лиза обернулись. К ним приближался Рутенберг.
– Но, Петр…
– Пусть уходят. Нам не нужен скандал.
Филиппов нехотя отступил в сторону.
Глебов кинул на него взгляд, затем глянул на Рутенберга, и, крепко сжав ладонь Лизы, шагнул за порог.