На самом деле - стр. 13
И они снова рассмеялись.
И кто бы из прохожих понял – чему смеются две солидные дамы, только что вышедшие из дверей под странной вывеской – «Пышечная»?
Дело на миллион
– Шеф! Свободен? Дело на миллион рублей!
В приоткрытую дверцу старой «шахи» заглядывал растрепанный и слегка запыхавшийся молодой парень. Хотя, приглядевшись-то, не очень он и молодой. Просто есть такая природа людей, которые в детстве выглядят солидно и немного старше своего возраста, а чем старше становятся, тем моложе выглядит. Как будто настоящий возраст все время где-то около тридцати – тридцати пяти. А этому… Кузьмич оценивающе окинул его взглядом: пожалуй, даже за сорок будет. Не парень давно.
– Ну, садись, раз сразу на миллион…
Кузьмич давно уже вышел на пенсию. У него льготная была – подземный стаж, горячий цех, «севера» всяко. Как только возраст подошел, и стаж совпал – сразу и ушел с работы. Не сильно-то, кстати, уговаривали его остаться.
Бывают такие люди, что вроде работают, работают, тянут свои обязанности, выполняют все чисто и аккуратно, так что не к чему прицепиться, а вот вздумай уйти – с радостью провожают. И не то чтобы склочный какой или там с начальством ругался, или вовсе – пьяница. Просто – не удерживают таких.
А выйдя на пенсию и посидев пару месяцев дома, Кузьмич вдруг заболел. Молодой врач, приехавший по вызову, не стал колоть лекарства и выписывать рецепты. Он просто объяснил, что все болезни – это психосоматика. Вот такое умное слово он выучил на последнем курсе, видать. И все от этой самой психосоматики. Нет-нет, вы не псих, это совсем о другом! Организм, мол, привыкает к режиму, даже к самому жесткому и неудобному. И внезапная смена режима вызывает срыв. Психосоматика, ясно? Надо опять рано вставать, делать зарядку, выходить и работать. Режим нужен. График.
Вот Кузьмич, подумав, и начал «таксовать». Не так даже деньги были нужны, как занятость. Да еще такая, чтобы ни от кого не зависеть.
Он нашел – даже и не слишком старался, чтобы найти, в сущности – старшего на «точке», заплатил взнос, поставил мужикам «после работы». И влился, таким образом. Точка у него была на Калужской, недалеко от метро. Как раз там, где стоял народ у автобусной остановки, а позади нее кипели жиром вечно горячие куры на гриле.
– Куда ехать-то?
Пауза затянулась. Пассажир уже уселся, обстоятельно поворочался в кресле, огляделся и пристегнулся ремнем, подергав его для проверки.
– На вокзал! – ткнул рукой вперед.
Хм… На вокзал. Не местный, похоже. Не москвич.
– На какой вокзал?
– А мне все равно, – радостно улыбнулся тот всем своим молодым розовым лицом.
Похоже, все же парень, не мужик. Вон, розовый и гладкий какой. И зубы на зависть, как в кино…
Кузьмич потерял зубы на Чукотке. Там работал за неплохие деньги и за хороший стаж. Вроде и питания всегда хватало, и всякие деликатесы вроде икры и красной рыбы – вволю, а зубы пришлось прямо там, на месте, менять на золотые. Можно было пластмассу белую, но пластмасса была слишком уж нестойкая – народ жаловался. Это теперь вон керамику ставят, так она крепче даже обычного зуба.
Денег на желтое хватило, и теперь по улыбке Кузьмича сразу вычисляли «свои». За своего он был и у цыган, и у каких-то кавказцев, сразу пытавшихся заговорить с ним по-своему. Кузьмич хмуро такие разговоры сразу прекращал и молвил сурово: