НА РУСЬ! - стр. 2
– Пить, – просипел я пересохшими губами.
– Ослиной мочи не желаешь? – ухмыльнулась рожа.
– Пить, чучело нестроевое! – повторил я более доходчиво.
– Ах ты! – замахнулся на меня камчой конвоир.
Парень почувствовал, что его оскорбляют, но не мог понять как, и на всякий случай решил меня припугнуть.
Я равнодушно прикрыл глаза. Одной болью больше, одной меньше – какая теперь разница.
– Не сметь! – раздался откуда-то сбоку властный голос. – Если с ним что-нибудь случится, я вместо него Угэдэй- хану отдам твою ослиную шкуру!
– А нужна ли хану шкура этого осла? – просипел я.
Через мгновенье в поле зрения показался и хозяин голоса- спасителя. Это был воин средних лет. Его лицо украшал сабельный шрам, протянувшийся от виска до подбородка. Судя по богатой одежде, воин был не из простых.
– Чего он хочет? – спросил заступник.
– Пить просит, – недовольно буркнула рожа.
– Ну так напои! – раздражённо бросил командир. – Ещё не хватало, чтобы он из-за твоей тупости от жажды помер. Угэдэй-хан за его голову золотую пайцзу посулил, такчто ухаживай за ним, как за родным братом.
– Он столько наших воинов загубил, а мы перед ним будем на карачках ползать, – отвернув рожу в сторону, пробубнил караульный.
– Если понадобится, ты за ним будешь задницу подтирать! – властно пресёк его недовольство командир и, сдавив пятками лошадиные бока, скрылся из виду.
Зажмурившись, пиля живительную влагу, и в голове постепенно прояснялось. Сделав последний глоток, я оттолкнул подбородком горлышко бурдюка, и тут всё окончательно встало на свои места.
«Твою в артиллерию монгольскую мать! Я не погиб и сейчас в таком незавидном положении еду в гости к своему закадычному «дружку» Угэдэю», – засаднила в мозгах неприятная догадка. А затем все мысли вытеснила одна: «ЛУИЗА!». И перед моими глазами, словно в цветном калейдоскопе, закрутились события последних дней. Вот я сражаюсь один на один с молодым монголом.
– Их передовые отряды сбили заслон! – слышится крик верного оруженосца Барони.
– Вот и всё, Урус, – презрительно улыбнувшись, прошипел мой противник. – Посмотришь с Небес, с каким удовольствием я буду ласкать твою жену.
Я вспоминаю, что молодого монгола зовут Кучу. Он любимый сын Угэдэя. Его злопамятный хан-отец отправил парня на мою поимку. И даже сейчас, качаясь связанный на попоне, я с ненавистью заскрипел зубами.
Жену мою захотел, гадёныш! Лучше бы он промолчал, и я, может быть, не сделал бы того, что сделал.
Одним из моих принципов было не трогать людей, оставивших след в истории, дабы эта самая история не претерпела кардинальных перемен. А этому гаду захотелось быть равным своему деду Чингисхану. Тот любил унижать поверженного противника, насилуя на его глазах жён и дочерей.
Подпрыгнув над летящей под ноги саблей, я махнул своими клинками навстречу друг другу. Рассекая дождевые капли, сабли встретились на шее моего врага. Голова Кучу отделилась от плеч, подпрыгивая и разбрызгивая в разные стороны кровь, улетела во тьму.
– Дерёшься ты гораздо хуже, чем разрабатываешь планы операций, – сплюнул я на камни вязкую слюну. – Сидел бы себе в штабе.
– Господин, надо уходить! – вновь прокричал Барони.
– Трубите отход, – устало произнёс я и направился к распахивающимся воротам.
«Ты хоть понимаешь, что теперь с нами будет? – проснулся внутренний голос. – Ты оставил без головы сыночка Угэдэя. Хан итак спит и видит, как сдирает с тебя с живого кожу, а тут ещё и сынок по твоей воле отправился в страну вечной охоты».