На руинах Мальрока - стр. 49
– Думаете, карающие не догадаются о нашем маневре?
– Догадаться могут. Но пока догадаются, мы уже далеко будем. Не думаю, что смогут догнать посуху – не слышал я, чтобы вдоль Таши дороги хорошие имелись: после мора там все позарастало. А по воде уже не догонят – лодки не лошади и загнать их не получится. Даже если гребцов лучших наберут, не особо поможет – на узкой неглубокой реке скорость во вред идет: мели, завалы, камни подводные. Стоит поторопиться, и потом вдесятеро больше времени потратишь на освобождение лодки. Вряд ли догнать сумеют. Разве что чернокнижием каким-то мысли наши выведают и сразу погоню развернут куда надо.
– Хорошо, уговорили. Где там ваша река?
Мужик высморкался, небрежно смахнул с бороды приклеившуюся соплю, почесал затылок, покосился в сторону реки. Там, наполовину высунувшись на грязный песок берега, темнела туша крохотного суденышка, или, как его назвал епископ, малого струга. Чуть ниже виднелись еще два, но они нас не интересовали – на них не было стойл для лошадей, а для нас это важно: еще неизвестно, сможем ли мы купить других на границе. Оборудовать стойла дело недолгое, но терять время нежелательно. А на этой посудинке все есть – она только что вернулась, отвезя на границу баронского сынка с малой свитой, лишние усовершенствования разобрать не успели.
Вот и набивает цену, гад бородатый, догадался, что деваться нам некуда. Странный только: за плату везти нас к границе отказался, мотивируя это тем, что только что оттуда вернулся. Зато продать посудину в принципе согласен, как и согласен уже на нашей лодке сходить по тому же маршруту. Где здесь логика?! Или я чего-то в лодочном бизнесе недопонимаю…
– Шестьдесят четыре, – чуть растерянно заявил мужик, очевидно сам охреневая от своей наглости.
– Да новый струг не стоит больше полусотни, а твой такой же молодой, как бордельная мамочка, – возмутился епископ. – Сорок две, и хватит – за него в базарный день и двадцати не дадут. Доски рассохлись, мачта болтается, как срам стариковский, под ногами вода хлюпает и рыбой весь провонялся.
– А вот не надо наговаривать! – вознегодовал мужик. – Проконопачено по весне на совесть все; на мачте просто оттяжки ослаблены, чтобы на стоянке попусту не обтрепывались; вода под ногами оттого, что ливень здесь позавчера был такой сильный, что у Парна бочку со двора потоком унесло. Так и не нашли, бочку-то… Рыбой воняет, потому что жиром рыбьим доски вчера промазали, нагревая перед тем, – от жучка водного спасение лучшее. На воду спустить – вонь мигом выветрится. А струг мне и самому нужен, так что шестьдесят три.
Ну просто чудесно – они собрались до вечера торговаться. Придется вмешаться.
– Слышишь, ты! Еврей южных морей! Вот тебе сорок пять и попытайся не помереть от радости. А если тебе это корыто так сильно дорого, то можешь сам на него погрузиться с помощниками и сплавиться с нами, как и предлагали. А там, на границе, получишь лодку назад. Но за это сам о припасах посуетись – для людей и лошадей. Причем быстро – мы очень торопимся. Баню нам организуй быстро тоже. И еще. Когда мы лодку вернем, ты возвратишь тридцать монет. Так что не пропадет твой «Титаник». Все понял или как?
Посмотрев мне в глаза, лодочник, видимо, прочитал в них полную безнадежность перспектив дальнейшего торга, но все же робко вякнул: