На руинах Мальрока - стр. 20
– Дан! Вы стоите! Это действительно чудо! Ноги ведь совсем сломанные были!
– Стоять стою, да только деревянные мои ноги – кроме боли, ничего не чувствую.
– Идти сможете?!
– А у меня есть выбор?
– Боюсь, что нет. Сможете меня освободить?
– Посмотрю…
Смог. Все оказалось просто. Колодки закрывались на простейший деревянный запор. Даже ключа не потребовалось. Да и зачем он, узник все равно самостоятельно до замка ни за что не дотянется.
Освободившись, Конфидус деловито изучил кандалы на своих ногах, а затем мою цепь. Особенно его привлек штырь. Покрутив его в руках, он пробормотал:
– Придется грех на душу брать…
– Вы о чем?
– Тюремщику надо бы по голове врезать, на другое сил не хватит… Ослаб я здесь, взаперти.
– А уж как я ослаб… Думайте об этом позитивно, деваться-то нам некуда. И вообще, башка у него, похоже, из чугуна, не сдохнет. Только как до него добраться?
– Это как раз легко. Вы только сядьте за моей спиной и железку эту наготове держите, чтобы я ее быстро схватить мог. В такой темноте он вряд ли поймет, что вы с места сдвигались. Сейчас позову.
Епископ опять пристроился к колодке, опустил доску. Запор, естественно, остался в открытом положении, но в потемках заметить это было нелегко. Застыв в прежней позе, громко выкрикнул:
– Эй, добрый человек! Я кое-что важное вспомнил! Подойди, будь добр!
Вдалеке невнятно забурчали, на стенах засверкали отблески приближающегося огня. Вскоре показался тюремщик, встал перед решеткой, что-то жуя, недовольно буркнул:
– Чего орешь, колодник, плетей давно не нюхал?
– Добрый человек, ты же меня про шлюху спрашивал? Про ту, которую мы с другом не смогли поделить мирно?
– Ну? – подозревая подвох, недоверчиво уточнил коротышка.
– Я вспомнил про нее кое-что.
– И что же ты вспомнил такое?
– Она была твоей мамой.
Тюремщик не стал ругаться или другими экспрессивными способами выказывать свое раздражение от полученной информации. Медленно покачав головой, вздохнул:
– Вот что за люди, пожрать не дадут спокойно! И чего ж им не сидится? Думаешь, про плети я пошутил? А не шутил я, не шутил. Я вообще шутки не люблю. Ты погоди маленько, сейчас вернусь.
– Да я не тороплюсь, – снисходительно произнес епископ. – Сочувствую тебе, парень, не повезло тебе с родителями. Особенно с матерью.
– Вот и посиди, а как вернусь, послушаю, что запоешь. А ты непременно у меня запоешь…
Дождавшись, когда тюремщик отошел подальше, Конфидус напряженно пробормотал:
– Дан, он за плетью пошел. Сейчас вернется.
– Я, может, и не выгляжу сильно умным, но это и без вас понял.
– Вы железку держите наготове, а то и впрямь плетей отведаю. Он хоть и невысок и жирком заплыл, но силенок на пару колодников хватит.
– Ты там не соскучился? – весело донеслось издали.
– Скучаю. Маму твою вспоминаю, – выкрикнул епископ. – Она веселая была и недотрогу из себя никогда не строила.
– Сейчас-сейчас… и за твою маму возьмемся. Я не я буду, если еще до полуночи ты не признаешься, что она была грязной свиньей.
– И не надейся: моя мать твоей сестрой не приходится.
Свиная тема, неосторожно задетая тюремщиком и обернувшаяся против него, разозлила коротышку до крайности. Вне себя от злости, неистово мечтая как можно быстрее превратить кожу обидчика в полигон для игры в «крестики-нолики», он, прекратив разговор, рывком сдернул скрипучий брус засова, легко распахнул решетчатую дверь, сбитую из неподъемных брусьев, вошел, развернулся, потянулся к гнезду для факела. Епископ, сочтя момент удобным для атаки, поднял колодку, выхватил из моей руки штырь, бросился вперед.