На крыльях любви. История создания метода Тета-исцеления - стр. 3

Если говорить о ее религиозности, то воспитывалась она в среде баптистов; перейдя к мормонам, она приняла систему верований, приемлемую для обеих религий. Это означало, что в детстве мы твердо усвоили одно: если даже мы сами не отправимся в ад за собственные грехи, то туда точно отправятся все остальные.

Священное Писание было ее ежедневным чтением, она и нам его читала, пока мы были детьми, и эти тексты до сих пор крепко сидят в моей памяти. Ей хотелось, чтобы мы внимательно ее слушали, она изо всех сил старалась сделать нас хорошими людьми. Став старше, я испытываю за это благодарность к ней. Она научила меня молиться, она научила меня петь. Мама играла на гитаре, а мы все, как одна семья, ей подпевали. Еще для нее было важно, чтобы ее дети выступали на всех церковных мероприятиях. Когда мы были совсем маленькими, она наряжала нас с сестрами в пышные платьица и ставила по обе стороны от себя. Если кто-то из нас начинал вертеться, она щипала нас, чтобы заставить стоять смирно.

Большая часть нашего детства была посвящена уборке и наведению порядка в доме. Наша мама была патологической чистюлей – еженедельной рутиной был разбор шкафов, протирание рамок на картинах и оконных рам. Швабрами она не пользовалась в принципе – по ее убеждению, мыть полы можно только руками и стоя на коленях. Моника следует материнским заветам и по сей день, и даже больше того: для нее нормально чистить пыль внутри выключателей на стенах, снимая с них крышечки, и вставать посреди ночи, чтобы вытереть пыль с посуды в серванте.

Мама была твердым сторонником дисциплинарного воспитания и поркой не гнушалась. Любые предметы годились для того, чтобы восстановить в доме мир и гармонию, – линейки, палки от метлы, ботинки. Но достаточно было успешно увернуться от ее гнева в первые несколько минут бури, как она успокаивалась. Я это первой поняла. Пусть мои братья и сестры покорно стояли перед ней, но я – нет, я спасалась бегством, пряталась в первом попавшемся укрытии, обычно где-нибудь под кроватью, чтобы она до меня не добралась. Мама весила чуть больше 50 килограммов, но удар ее руки был весьма мощным.

Мое взросление пришлось на сложный период, денег не хватало. Однажды – мне было 13 лет – у нас не было подарков на Рождество, и я помню, как это расстроило маму. Уже спустя годы я сама столкнулась с подобной ситуацией и решила, что больше такое не должно повториться.

Я всегда ощущала: что-то странное есть в моем положении. В возрасте 13–14 лет, сметая пыль с и без того чистой мебели, я нередко застывала перед зеркалом и спрашивала себя: «Почему они не знают, кто я такая? Почему моя семья не спасет меня?» Мне представлялось, что я принадлежу к какой-то древнеегипетской семье, которая каким-то образом должна меня обнаружить.

Помню, мне хотелось, чтобы люди любили меня, но они, казалось, были слишком заняты, слишком погружены в свой мир. Я постепенно приходила к пониманию, что они не были в состоянии любить меня, потому что не знали, как это делать, или потому, что они не любили себя, или потому, что они не умели принять любовь. Уже в этом раннем возрасте я знала: мне предстоит полюбить людей, чтобы они научились любить других. Наблюдая за жизнью мамы и за ее неудачным опытом создания взаимоотношений, я понимала, что меня устроит только настоящая любовь.