На кресах всходних - стр. 64
Но если молодые негодники по-настоящему сойдутся, то кто платить, прошу паньства, будет?!
Пан Богдан и пан Ромуальд обреченно познакомились и в кабинетике пана Омулькевича, отослав того за сельтерской, объяснились.
У каждого из панов был план, и оба они рухнули ввиду имеющегося расклада событий. Это дипломаты говорят долго и путано, подлинные владетели говорят коротко и только по делу.
Раз из схватки ничего не выходит, попробуем соорудить альянс.
Пан Богдан объяснил в качестве первого взноса: его сын, беспутный обаяшка Казик, имеет полное право на имение, именуемое Дворец, но право, не подкрепленное документами.
Документов нет?!
Пан Богдан, несмотря на невеликий рост, выглядел весьма внушительно: большая голова, пшеничные усы, белые ресницы, мундир без знаков различия застегнут под самый подбородок, прусский жесткий взгляд. Было понятно: не характер, а сталь.
Пан Ромуальд мягко вздохнул: у нас документы есть, но только от позапрошлого правительства.
Они помолчали, высматривая друг в друге какую-то человеческую слабость и мысленно взвешивая, чья ставка менее весома в данной ситуации.
– А что, осаднический патент так и не был выписан? – вкрадчиво поинтересовался Ромуальд Северинович.
Пан Богдан уже понял этого якобы простоватого на вид провинциала. Никак не простоват. С имеющимися средствами такого не сломать, лучше привлечь на свою сторону приятным обхождением.
Все дело в том, что беспутник и красавчик Казик уже после получения всего пакета бумаг к патенту, где одного сургуча на печатях было полтора фунта, вздумал влезть в окно к жене начальника экспедиции правительственной канцелярии. Чтобы не ждать, когда собеседник захохочет, пан Богдан хохотнул сам. Каков бестиан!
– То, что влюбил в себя, ладно, но он и сам увлекся, что совсем зря в данном случае. Я под угрозой родительского проклятия заставил его бежать на кресы. Но по приезду сюда выяснилось: документы похищены.
– Похищены? – восхитился пан Ромуальд.
– Украдены, если угодно. И кем? Супруга правителя канцелярии, желая задержать Казика…
Пан Ромуальд напрягся – так, стало быть, в принципе все эти сургучи существуют?
– Но муж раскрыл тайну, как всегда, случайно и забрал бумаги к себе.
– Он порвал их? – опять насторожился пан Ромуальд, наклоняясь к собеседнику.
Тот в свою очередь тоже наклонился:
– Так нет, он придумал самый жестокий случай – сохранить их в виде мести. Теперь Казик не может требовать их возобновления.
Ромуальд Северинович кивал.
– Есть три пути, – продолжил пан Богдан, – выкупить, выкрасть, выпросить. И, как вы легко увидите, рассмотрев поближе моего сына, все три никуда не годятся.
У пана Порхневича от внезапного погружения в такие лабиринты дальней столичной жизни шла кругом голова, он ею даже слегка мотнул. И задал себе вопрос: а зачем он мне все так подробно рассказывает?
– Я затем вам так подробно все рассказываю, чтобы мы оба убедились: у нас нет другого пути, как заключить альянс.
Провинциал некоторое время старался понять, в чем попытается его обойти гость из центральных провинций государства.
– Разумеется, пан Порхневич, если бы я предложил вам брак моего Казика на одной из ваших дочерей…
Это было невозможно. Ни на Сабине, ни на Тамиле, названной в честь матери ее, Тамилы, блестящий поручик Казимир Суханек… Мезальянище такого розлива… Да и он сам не отдал бы дочку – ни одну, ни другую – на насмехательство, она что, в прачках бы у него была, что ли?