На кресах всходних - стр. 50
Мужики стояли смирно-смирно. Они все понимали и даже жалели, что так вышло. Но вот видишь, вышло же. Им было страшно. Слово «следствие» так просто скрутило внутренности.
Сашка порывисто вздохнул, он чувствовал себя виноватее других: все же ему было поручено не допустить того, что произошло, – но вместе с тем он ведь был и потерпевший. Как его стегал Целогуз и как попал по нему цепом Дубовик! Да, он стоял на защите, но что он может один! Сам-то Ромуальд спасал Сивенкова, в то время как толпа с дрючками и каменьями да с огнем кинулась на большой дом и порешила и бар, и деток ихних.
Ромуальд Северинович мог объяснить, почему вел себя именно так: в голову не могло прийти, что мужики из Гуриновичей и Тройного хутора могут быть по-настоящему опасны. Про новосадовских и более дальних даже не думал. Опасными считал только дезертиров: чужие, лихие, пьяные люди; если от них отбиться, то и все в порядке.
– Дезертиры, – тихо, как бы пробуя ситуацию, сказал дядька Сашка.
– Чего «дезертиры»? – недовольно глянул на него пан Порхневич. И тут до него дошло: – Да, дезертиры. – Он длинно, можно сказать, сладострастно чихнул. – Запомните все и всем передайте, чтоб каждый знал, как Отче наш: всю бучу навели дезертиры. Подожгли, людей побили и по реке сбёгли.
Дядька Сашка внутренне сразу ожил – кажись, рисовалась возможность выскользнуть из страшноватой истории. И уже думал дальше:
– А кто их привел? Кивляк?
Ромуальд Северинович еще раз чихнул. Вообще-то было бы неплохо подсунуть будущему следствию этих жестоковыйных мельников: какой они кусок печени у него отгрызли своими капризами. Но нельзя.
– Про Кивляков забыть всем, и не видел их никто. А теперь идите грейтесь.
Днем прибежали сказать – прикатило следствие. Скоро. Пришлось ехать обратно. Издалека заметил – по дымящейся еще кое-где, несмотря на дождь, оранжерее ходят две худые черные фигуры в сопровождении Сивенкова с зонтом. Один черный – отец Иона, только его не хватало! Другой – на вид просто одетый в узкую шинель мальчишка в фуражке с лаковым, мокрым от дождя козырьком.
– Бурышкин, дознаватель.
Ромуальд Северинович отметил: только дознаватель. По размеру дела полагался целый судебный следователь. Черкая в осторожно раскрытой тетради, молодой человек объяснил: поджогов на неделе уже три в округе, правда, там, ближе к Кореличам и за Кореличами, да к тому же некомплект во всех службах.
Это было давно известно пану Порхневичу. Тут и не сразу сообразишь, хорошо это или все же нехорошо. Серьезного формального разбирательства бояться, скорее всего, не стоит, нету в уезде людей. Но, с другой стороны, какой силой обладает бумага, запечатанная печатью такой власти? Насколько вчера взятый торфяник – его торфяник?
Сходили в ту часть дома, где погиб Андрей Иванович. Смерть была неясная, нашли его раздавленным поперек роялем. То ли его засунули туда, то ли сам пытался там спрятаться, а инструмент на него обрушили.
– Елизавету Андреевну я возьму с собой, – сказал отец Иона, – она пока не в себе.
Дознаватель кивнул, он уже знал, в каком состоянии мать ребятишек, которым кто-то – дезертиры, надо полагать, – размозжил головы. Об угол. Непонятно зачем. Зверство.
В отдалении небольшом все время двигалась кучка мужиков, никак не укрывающихся от дождя, словно принимающих его как предварительное наказание. Ромуальд Северинович кивнул в их сторону, обращая внимание дознавателя: