На краю света - стр. 35
– Средний, – командует капитан.
Иван Савелич поворачивает ручку машинного телеграфа.
– Боцман, приготовьте якорь.
– Готово, товарищ капитан.
«Таймыр» заходит в широкую бухту. У берега сидят на мели большие белые айсберги.
– Кажется, вовремя, – шутит Наумыч, вынимая часы. – По расписанию.
Низкому страшному гудку «Таймыра» отвечает гулкое эхо.
С берега стреляют залпами, тяжело ухают взрывы.
Нас встречают салютом.
– Боцман, майна якорь!
Не отрываясь я смотрю на эту пустынную, уже покрытую снегом землю, где мне придется прожить год, а может быть – и два. Снег и камни. Низкое бурое небо, метелица. Неужели только первое октября?
От берега отваливает шлюпка. Ее подхватывает стремительным течением и сносит мимо «Таймыра». В шлюпке яростно гребут, толчками пробиваясь к ледоколу.
Мы собираемся у трапа. Каковы-то они, старые зимовщики?
Первым поднимается на «Таймыр» низкорослый толстый человек в высоких болотных сапогах, в засаленных ватных штанах.
– Потапов, начальник зимовки, – сипло говорит он, пожимая руку Наумычу.
За ним лезут по трапу здоровенные парни, рослые, широкоплечие. Нам даже становится как-то не по себе, что мы такие чистенькие и щуплые рядом с этими здоровяками, одетыми в грубую, грязную одежу.
Ну что ж, наверное, и мы станем такими же через год, и приехавшие нам на смену зимовщики будут разглядывать нас с таким же любопытством.
– С приездом, товарищи, – говорит Потапов. – Давайте-ка, братцы, поцелуемся.
Глава третья
Аврал
Два дня бушевал шторм. Два дня как в плавучей тюрьме мы сидели на «Таймыре», с жадностью посматривая на берег, где ходили какие-то люди, непонятно зачем вдруг начинал звонить колокол и круглый день дымились трубы на белых от снега крышах домов.
Вот мы наконец добрались до нашего острова, вот наши дома, а мы сидим в опостылевших темных каютах и, как посторонние люди, как зрители, только издали можем смотреть на нашу зимовку.
Наконец, ранним утром 3 октября, нас разбудил громкий стук в дверь каюты.
– Подымайсь! Выходи на аврал! – кричал кто-то в коридоре, продолжая колотить в дверь.
«Таймыр» сразу ожил. На палубе, над нашими головами забегали, засуетились люди, послышались громкие голоса, топот, крики и смех. Где-то неистово визжали свиньи. Даже собаки почуяли, что начинается что-то важное и интересное, – залаяли, завыли, заскулили.
Мы быстро надели заранее приготовленную парусиновую робу грузчиков – негнущиеся, широкие, с нашивными карманами штаны, куртки с широкими швами и костяными пуговицами – и вышли на палубу.
Утро было серое, мутное, ветреное. Бухта еще не успокоилась после шторма, и у береговых камней кипела белая пена прибоя. На ледниках и на черном плато, как вата, лежал густой серый туман.
– Начинаем разгрузку, – командует с мостика Иван Савелич. – Боцман, спускайте шлюпки.
– Есть спускать шлюпки, – откликается боцман откуда-то из-за ящиков. И сразу у шлюпок, укрытых брезентом и чинно стоящих вдоль ботдека, откуда-то появились проворные матросы, быстро и ловко стали снимать брезент, разбирать весла. Вот уже шлюпки повисли над водой на крепких толстых канатах.
– Шлюпки на воду! – командует боцман. – Отдай концы на шлюпбалках!
Еще минута – и шлюпки уже пляшут на волнах. Матросы, задрав головы, кричат наверх: «Ну, кто там? Пассажиры! Давай скорей!» – и отпихиваются веслами от черных боков ледокола.