На костях младенца - стр. 4

А спор продолжался:

– Я пришла к своей дочери!

– А я пришел к себе домой!

Надо было вмешаться. Но нейтралитет удержать не получится. В любом случае, кто-нибудь один на меня обидится. А, возможно, и оба. Но проблема была в том, что я отчаянно нуждалась в маминой помощи. Было ясно, что завтра девочки в сад не пойдут, а снова брать больничный я не могу. Но если я сейчас встану на сторону Славы, то мама откажется с ними сидеть!

Но я понимала мужа. Я сама терпеть не могла, когда меня отчитывали, как маленькую. Ни моя мама, ни его…

– Мама. – сказала я печально. – Уже поздно. Ты опять из-за нас вернешься домой в первом часу. Давай, я вызову тебе такси?

Увы, мама мой маневр разгадала и с видом оскорбленной добродетели проговорила:

– Спасибо, Таня. Я доберусь сама. Ты права, поздно. А мне завтра рано вставать. Поеду на кладбище, могилку твоего отца навещу.

Я спросила с безнадежным видом:

– А с девочками не посидишь?

Мама с достоинством ответила:

– Справитесь сами. Все-таки, взрослые люди.

И ведь не поспоришь…

Мама ушла. А Слава как ни в чем не бывало спросил:

– Есть чего-нибудь поесть?

– А что, в боулинге не кормили? – огрызнулась я.

– Ну, давай еще ты начни… – проворчал он и собрался на кухню.

Но я преградила ему дорогу:

– Надо поговорить. Идем на балкон.

На балкон мы выходили, чтобы поругаться (дома тонкие перегородки), Слава это понял и попытался откосить:

– Давай, завтра?

Я молча взяла его за рукав и потащила в указанное место. Свободного места там, как раз, было немного, потому что две трети всего пространства занимала куча какого-то хлама, наваленного главой семьи. Доски, коробки, железки…

Плотно прикрыв за собой дверь, я строго сказала:

– Нам надо что-то делать. Девочки опять заболели. Я больше не могу брать больничные. Надо что-то придумать.

Пауза. Муж смотрел в сторону, видимо, дожидаясь, когда сеанс мозговыноса закончится, и он сможет вернуться к холодильнику.

– Слава! Я спрашиваю, что будем делать?

– Не знаю. – равнодушно ответил он.

Это прозвучало практически как «сама разберешься».

Я сказала, с трудом сдерживаясь:

– Это так и будет продолжаться? Я все время должна тащить все на себе?

Слава поморщился, потом недовольно проговорил:

– Давай, у каждого будет своя зона ответственности, хорошо? У тебя – дети. У меня – разные хозяйственные вопросы. Ну, починить, тяжелое передвинуть…

И тут у меня случился срыв. Или помутнение. Или наваждение…

Словом, я с остервенением начала расшвыривать в разные стороны хлам, собранный на балконе:

– Ах, ты по хозяйственным вопросам?! А это что такое?! А это?! Сколько раз я просила тебя это убрать?! На балконе шагу ступить нельзя!!! А это…

Я запнулась. Из какого-то непрозрачного пакета, который я извлекла из недр мусорной кучи, вывалилась… кость. Маленькая кость.

У меня в глазах потемнело. Хриплым от ярости голосом я спросила:

– Только не говори, что так и не выкинул кролика…

Муж нахмурился:

– Да я вроде выкидывал…

– Вроде?! – прохрипела я, встряхнув пакет. – Вроде?! Тогда какого черта он все еще здесь лежит?!

– Ты же говорила, что он был в синем пакете. – продолжал нелепо оправдываться Слава. – А этот черный…

– А заглянуть ты не додумался?!

– Ага! Ты, значит, боишься, а я должен рваться полуистлевший труп разглядывать?!

У меня слова закончились. Я просто задохнулась от полного одиночества и безысходности. И со всей накопившийся злости тряхнула пакет.