На грани времен. шершень. Книга вторая - стр. 8
Выход здесь был спрятан в стволе огромного старого дуба, совсем не тронутого огнем. Не зря говорят, что дуб – дерево священное, олицетворяющее саму суть нашей жизни, а потому хранимое богами. Осторожно выбравшись из дупла, я стала спускаться вниз, к воде. Озерко на дне оврага почти обомлело, затянутое ряской и водными лилиями. Но вода под слоем зелени оставалась чистой, не затхлой, потому как с самого дна били несколько ключей, напаивая водяницу своей живительной влагой. Я зачерпнула горсть воды и плеснула ее себе на лицо. Потянулась за второй горстью и сразу почувствовала, что я уже здесь не одна. Энергия, которая меня насторожила, была бледно-желтой, с багровыми всполохами страха. Тот, кто прятался в приозерных зарослях, до смерти меня боялся.
Я сделала вид, что ничего не заметила. Спокойно умылась и пошла неторопливой, почти гуляющей походкой вдоль берега заросшего озерца. Две пары настороженных глаз испуганно смотрели мне в спину. Это были отроки: один мальчик и одна девочка. Только у малых могла быть такая, еще несформированная до конца энергия бледно-желтого цвета. С возрастом она будет меняться, переходя в синие или зеленые тона, а пока… Я выбрала место поположе и стала подниматься по стене оврага, делая вид, что ухожу. Дошла до густых кустов орешника, растущих на самом краю оврага, и, скрывшись за ними, упала плашмя на землю. Юркой ящеркой стала передвигаться в ту сторону, где пряталась детня. Только очень опытный охотник в слабом шуршании лесной подстилки мог бы уловить мое присутствие и то, как я двигаюсь. Подстилка пахла прелой листвой с опавших деревьев, смешанной с запахом гари. Но здесь запаха смерти почти не ощущалось, как это было вокруг моего Скита. На старом дубе, в котором был выход из подземелья, еще оставались побуревшие листья. Ветер шелестел в них, создавая фон звуков, среди которых было трудно неопытным детям разобрать звуки моего продвижения.
Очень осторожно я подкралась по самой верхней кромке оврага к тому месту, где прятались отроки, и стала наблюдать. Первые несколько минут ничего не происходило. И если бы не мое умение видеть энергию, то можно было бы подумать, что мне почудилось присутствие здесь живых людей. Прошло еще с десяток минут, когда заросли камыша раздвинулись, и из-за сухих стеблей показалась головенка со взъерошенными светлыми волосами. Это был мальчик, лет семи от роду. Круглое личико, темно-голубые, почти василькового цвета глаза, немного вздернутый нос и четкий рисунок сурово сжатых губ говорили о его принадлежности к Роду Святорусов. За ним, крепко вцепившись в подол его измызганной и рваной рубашонки, вылезла девчушка, помладше мальчика на две зимы. Светло-русая косица выбилась из-под измазанного в саже платка неопределенного грязного цвета, рубашонка до пят, как видно, с чужого плеча, подпоясанная куском веревья и перепуганные голубые глазища на половину круглого личика свидетельствовали о том, что они с мальчиком из одного Рода. Скорее всего, брат и сестра. Девчушка прошептала, глотая от страха окончания слов:
– Данко… Она ушла…?
Паренек, крутя настороженно головой по сторонам, напоминая бельчонка, вывалившегося из гнезда, шикнул на нее:
– Тихо ты…! Вроде как ушла…
Девчушка тихонько захныкала:
– Может, она бы нам помогла, а, Данко? Почто прячемся-то? Может, она своя?