На грани времен. шершень. Книга вторая - стр. 2

Он уже был на середине склона, когда погоня выскочила из леса, и лютозвери увидели его. Над луговиной понесся пронзительный свист-вопль, от которого сводило челюсти, а внутренности начинали вибрировать. Он прибавил скорости, хотя и так бежал очень быстро, и с разбегу влетел в воду Мертвящей топи. Трясина, словно нехотя, пробудилась, пузырясь вонючим газом, от которого сразу стала кружиться голова. Он с опозданием вспомнил, что не сделал того, что должен был: пропустить свет Сварги через свое тело, чтобы придать себе легкости, которая позволяла бы двигаться одинаково свободно что по убродному снегу, что по зыбучим пескам, что вот по таким топям. Попробовал сосредоточиться на ходу, как его учила мать. Получилось не очень хорошо. Но ему все же удалось чуть облегчить вес собственного тела, и он стал прыгать с кочки на кочку, стараясь не оглядываться назад.

В нескольких десятках сажений от берега горбился над черной мутью болотной воды небольшой островок неустойчивой тверди, облепленный со всех сторон чахлым кустарником и пожухлой желтовато-бурой травой-осокой. Вот на нем-то он и хотел немного перевести дух и сосредоточиться, чтобы придать своему телу необходимое состояние для дальнейшего безопасного пути. Он уже был почти достиг цели, когда услышал за спиной жуткий вопль. Лютозвери скатывались белой лавиной по склону и с разбегу заскакивали в топь, следом таща на поводах своих сопровождающих. Люди, поняв, что происходит, стали отчаянно сопротивляться, громкими криками стараясь удержать своих чудовищ, но все их усилия были напрасны. Злобные бестии уже видели свою добычу и не собирались отступать, и не было сейчас такой силы, которая бы смогла их удержать на месте.

Только лишь на мгновение он поддался мстительной радости, что его план сработал, и отвлекся от той малой сосредоточенности, которая, худо-бедно, помогала ему не провалиться в болотную жижу, как тут же попал в ловушку. Топь схватила его своими цепкими лапами и потащила в бездонную тьму, засасывая медленно его тело в свою ненасытную пасть.

Темнота… Тишина… Небытие… Все внутри меня сжалось в какой-то комок, словно маленький зверек, спрятавшийся от лисицы в своей норе. Только сердце продолжало трепыхаться пойманной птицей. Дыхание стало перехватывать, а в груди словно вырос ледяной ком, мешающий вдохнуть полной грудью. И только где-то на самом донышке сознания едва-едва теплилась мысль: «Это уже прошло… Этого нет на самом деле…» С великим трудом я заставила себя открыть глаза. И сразу мой взгляд уперся в потолок из тесаных досок. В небольшое окошко, через слюдяную пластину, пробивался серенький свет приближающегося утра. Я лежала неподвижно на жестких досках лежака, застланного медвежьей шкурой, и не предпринимала никаких усилий, чтобы встать с него. По вискам скатывались капли холодного пота, а дыхание было частым и поверхностным, словно я долго взбегала на крутую гору. Уж сколько лет и зим минуло с ТОГО дня, а мне чуть не каждую ночь снился этот сон. Все было так, словно происходило наяву, будто меня снова и снова отсылали в тот самый день, когда… Старая Хубава говорила, что это я сама посылаю себя каждую ночь в тот час и день, потому как сожалею о том, что оставила. Может, оно и так, но избавиться от этих видений я никак не могла. Что-то внутри меня не давало забыть этого дня. И каждую ночь я ложилась спать, уже зная, как я встречу рассвет.