На грани времен. шершень. Книга вторая - стр. 19
Дети шли молча за мной. Я, даже не оборачиваясь, чувствовала их страх и неуверенность, но останавливаться, чтобы как-то успокоить малых, не стала. Им придется привыкнуть самим справляться со своими страхами, иначе им просто не выжить в этом мире. К тому же, нам нужно было спешить. Я это чувствовала. Даже не так… Я это знала.
Первый привал я решила устроить на развилке, от которой, помимо трех «верных» ходов, шло еще несколько ложных. Ребятня упала на пол, как подкошенная, а я попеняла себе, что надо бы поберечь мальцов, им ведь и так досталось. Но сердце мое рвалось вперед. Если бы могла, то сейчас бы бегом побежала, серым волком бы помчалась, потому как чуяло мое сердце и знал разум – время наше на исходе. Оставить детей одних в подземелье – тоже было негоже. Так что всего и оставалось мне, что, сцепив зубы и смирив собственное нетерпение, подчиниться обстоятельствам.
Подала детям баклажку с водой и по кусочку киша. Самой есть не хотелось. Что-то лихорадочное билось внутри меня запертой птицей, просясь на волю, не давая ни спокойно есть, ни спать. Знала я такое свое состояние. Обычно оно настигало меня перед решающей схваткой. Только вот сейчас я не видела пока врага, с которым нужно было бы вступить в борьбу не на жизнь, а на смерть. И это меня раздражало неимоверно.
Данко на этот раз съел свою порцию всю, до последней крошечки. Жадно хлебнул воды из бутыли и хрипло проговорил:
– Вот он, тот самый разящий огонь, что спалил все леса и Скиты наши. Только чего бы это он сюда пришел? Здесь ведь уже ничего живого и не осталось…
Голос у парня был озадаченным, и страха в нем совсем не было. Это меня порадовало. А еще то, что мы с ним думали почти в одном направлении. Значит, мальцы уже начинают приходить в себя после всех страхов. И я задала ему вопрос:
– А скажи мне, отрок, что ты еще помнишь про этот огонь? Может, звуки какие перед тем, еще, может, запахи странные или какие другие необычности перед тем, как огонь с неба сошел?
Мальчик задумался, пытаясь вспомнить, и тут его сестренка неожиданно выпалила:
– А я голос слыхала…
Мы оба уставились на девчушку в полном недоумении. Брат дернул ее за рукав драной рубашонки и сердито выпалил:
– Чего сочиняешь, баламошка ты эдакая?! Какой еще голос ты слыхала? Когда? Почто мне ничего не сказывала? Может, тебе со страху-то и поблазнилось?
Девочка надула губы и сердито буркнула:
– Вот потому и не сказывала, что знала, дразниться будешь… И… Сам ты, баламошка!!! Ежели ничего не смыслишь в том, о чем говоришь, то лучше бы тебе помолчать! Вот, Варна – она Знающая, она мне поверит! – И, подняв ко мне перепачканное круглое личико, с надеждой в голосе спросила тише: – Ведь правда же…?
Я поспешила ее успокоить, что, конечно, я ей верю. Впрочем, мои слова были вполне искренними. Ведь те, кто живет в единстве с миром, ничему не удивляются и ничего не отрицают. И если что-то попадается неведомое, то не отвергаем мы этого сразу, понимая, что встретились с чем-то таким, чего доселе просто не знали. Я присела на корточки, чтобы прямо смотреть в глаза девочке, и тихо проговорила:
– Смотри мне в глаза и вспоминай тот момент, когда ты услышала голос. – И добавила ободряюще: – Постарайся. Я знаю, у тебя все получится…
Детское сознание – это случай особый. Со взрослыми иметь дело куда как проще. У детей все хрупкое, мягкое, чуть посильнее заденешь – и сразу кровь во все стороны. Я это сделала как можно бережнее и осторожнее. Увиденное и услышанное не сказать, что потрясло меня, но свой след оставило. Я почувствовала тревогу и страх девочки, увидела ее глазами надвигающуюся бурю и услышала, как некий голос, отчаянно прокричал ей: «Беги!!! Спасайся!!!». Сила этого крика создала некоторую вибрацию, которую было невозможно не почувствовать. Я выскользнула из сознания девочки, стараясь сделать так, чтобы она ничего не почувствовала. И тут же задумалась. Голос действительно был, Вратка сказала чистую правду. Но вот что это за голос, мне было непонятно. Определить его принадлежность за тот короткий миг, что я его слышала, было невозможно. Я бы даже не могла сказать, кому он принадлежал, женщине или мужчине. Казалось бы, ничего особо настораживающего в этом голосе я не находила, но… Все же меня что-то смутно тревожило. Это выходило так, словно ты смотришь вперед, а боковым зрением видишь у себя за плечом некую неясную тень. Оглянешься, а там и нет никого, будто и не было. Но ты-то точно знаешь, что было. Только вот что?