На голубом глазу - стр. 8
– Аллергия! Ага! Так и знала! Что ела? А с волосами что сделала? Зачем распрямила?
– Это был эксперимент. И он… ниже ожидаемого.
Она не поймет. Ее волосы всегда прямые, и красить не надо – от природы черные, как смоль.
– Ниже ожидаемого… ниже ожидаемого… – собрала Лина мою кожу на запястье гармошкой, проверяя очередным тестом, – так и знала. Еще и обезвоживание.
Лина увлекалась нутрициологией и видела во мне сплошные нарушения её догм: диеты, образа жизни, питьевого баланса, сна и физической активности. Она списывала все неурядицы в моей личной жизни на дисбаланс витаминов, пытаясь вывести идеальную формулу сочетания бадов, что сделают ее, меня и каждого вокруг счастливыми.
– Макароны. То есть, руны, – ответила я, – вчера в салоне съела макарун.
– Руны… Ты эзотерикой увлеклась? Парадоксами?
– Какой-то парадокс вчера точно произошел, – отпила я воды под одобрительные кивки Лины.
– Только воду пить нужно из стекла. В пластике – отрава! – опять нашла она к чему придраться.
– Я капаю в глаза антибиотики. Пластиком меня не отравишь, Лин.
– С ума сошла! – ринулась она к своему чемодану-аптечке, – сейчас я тебя вылечу. Что у тебя? Воспаление или аллергия?
– Все в порядке, ничего не надо.
– Шоколад, да? – трясла она парой десяткой маленьких упаковок с белыми порошками, – ты ела шоколад! Где-то тут у меня порошки против диатеза и сыпи, где-то тут.
Я выхрюкнула воду через ноздри:
– Это что у тебя в руках?! – накинула я джинсовку на ее коллекцию «муки», что она доставала из чемодана и складывала кубиками друг на друга.
Набралась целая горка. Некоторые мелкие пакеты, некоторые с килограмм. Один, второй, третий, десятый. Все прозрачные и переклеенные серым скотчем крест на крест.
– Бады! Что же еще?
– Мы в мусульманскую страну летим, а ты тащишь с собой несертифицированную химию в пакетиках! Ты знаешь хоть, на что это похоже?! Не догадываешься?!
– На паническую атаку похоже, – отсыпала она мне на кончик своего длинного ногтя зелье, вспоров один из пакетов перочинным ножиком и пробуя содержимая с его кончика. – Выпей и все пройдет!
– Лина! Выкини их!
– Чего?! Они дорогие и нужны мне! Это бады!
– Шесть кило бадов на неделю?! В турецкую тюрьму захотела?! Думаешь, на просвете багажа к ним не придерутся?!
– Это все равно, что сода. Мне соду нельзя с собой везти?
– Купишь там свою соду! Ты погрнацов спровоцируешь! – пробовала я открыть крышку чемодана, проверив сколько килограмм соды она запихнула в двадцать разрешенных кило. – У меня глаз! И челка! Давай без твоей соды! Или мы никогда не попадем на чертову свадьбу.
– А что у тебя с челкой? – рассматривала она десять невидимок, которыми я заколола недочелку, зачесав ее надо лбом. – Ты на спор что ли? – прикрыла она рот рукой, чтобы не расхохотаться мне в лицо.
– В салоне.
– Не ври!
– Стилистка с кадыком подстригла за тридцать восемь тысяч, еще и феном в глаз волос надула. Я вытащила его в метро. Как будто кусок мозга отковыряла. Длинный, склизкий, горячий был…
– Хватит! Перестань! – отбивалась она от меня своими бадами, – гадость!
– Еще ты с содой.
– Ладно, – согласилась она, – но только половину! Я выкину фасовку, а коробки с инструкциями и банки оставлю. Турецкая тюрьма – тоже опыт.
– Не становись Цветковой, – фыркнула я, – это её фишка быть беспросветной оптимисткой.