На голубом глазу - стр. 11
Лину я застала развалившуюся на полу с овчаркой и спаниелем и щелкавшей на их фони селфи в обнимку со своими бадами.
– Оспади… Лина …
Собаки зарычали не меня, а таможенники напряглись.
– Корвалол! – продемонстрировала я стаканчик, пока Лина заталкивала кульки бадов под скотчем обратно в ручную кладь.
– Чего так долго? – нехотя поднялась она с пола. – А чем от тебя так вкусно пахнет?
– Нервами, корвалолом, адреналином и кортизолом. У меня вазелин нашли. Но потом вернули.
– Мне бады нельзя, а тебе вазелин можно! – зашептала она, – в мусульманскую страну.
– Он от отеков. Жара, буду много пить, утром проснусь с мешками, а вазелин нанесешь и нет ничего.
– Это стресс для лимфатической системы, – фыркнула Лина, – я вылечу тебя…
–… нет! – не могла я больше слышать о бадах, – есть еще кое-что, – зашнуровала я кроссовок, пройдя через трубу с поднятыми вверх руками, – меня спросили там, – дождалась пока просветят Лину, – про Зыкова!
– Про Марка? Это из-за него у тебя адреналин?
Лина рылась в телефоне, пролистывая фотографии в социальной сети, – смотри! Я фоткала его на вручении дипломов. Ты видела его потом?
– Ни разу. Они с Цветковой быстро уехали из страны.
Да уж… я и забыла, какой он был чертовски привлекательный. Хулиган и правозащитник в одном флаконе. Он носил дырявые джинсы и играл на флейте. Курил на переменах и покупал бездомным псам хот-доги у метро. Он знал язык жестов, потому что его мама была с особенностями слуха и именно на языке жестов защищал диплом. Ради этого пригласили независимого переводчика, но деканша пошлы бы на что угодно ради обожаемого всеми Марка.
О нём тогда в газетах написали, а теперь вот на полицейских листовках.
Марк рисовал граффити на поездах и рисовал все газеты к праздникам, а заодно и портреты девчонок, которые ему нравились. Ходили слухи, что у него был блокнот с рисунками девушек, с которыми он переспал. Как только это происходило, он вычеркивал девушку маркером. Потому и прозвище – Маркер. Ну и из-за имени – Марк.
На сцене его красный диплом вручала лично деканша. Марк был в порванных на все лады безразмерных джинсах, каждая штанина по метру шириной, в худи с толстыми шнурками и фирменным голубоглазым прищуром.
– Сержант сказал, что мое имя в его записной книжке. Что он в розыске.
– Твое имя? Он знает, как тебя зовут! – обрадовалась Лина, – наконец-то ты угодила его контакты!
– Ну, конечно… а он угодил в контакты международного поисковика преступников!
– И что делать? – прижала к себе Лина рюкзак бадов, – он испортит свадьбу, да?
– Лин, – уставилась я на подмигивающий с потолка полу-перегоревшую лампу, – слишком многое ее испортит…
– Ты опять гениришь цепи, Ев! А как же здесь и сейчас!
– Здесь и сейчас я узнала, что Марк, – обернулась я к окнам с плывущими по полосам воздушными лайнерами, – вляпался во что-то серьезное. Диана бросила его. Она все знала. Этот ее Рахат Лукум… я соберу на него материалы.
– Погуглишь что-ли?
– Пошли, посадку объявили.
Лина скинула мне альбомы с фото и пока сама похрапывала в соседнем кресле самолета, водрузив на лицо тряпичную жижу с алое и маску для сна с охлаждающим эффектом, я рассматривала старые университетские снимки.
Диана казалось юной, совсем девочкой. Лина с острыми пиками каре и я с кудряшками, что пыталась безнадежно вытягивать всю свою осознанную жизнь. Теперь весь отпуск я прохожу по пятизвездочному отелю с рогами торчащих невидимок и кудрявым пучком на макушке.