На действительной службе (сборник) - стр. 40
– Мамочка, так что же из этого? Ведь это начало, потом пойдет лучше, я пополню… Только ему, Кириллу, не говорите, мамочка. Он ведь не знает. Он живет как младенец.
Анна Николаевна ничего не возразила, но при этом воинственно сдвинула брови и решила «хорошенько поговорить» с зятем.
На другой день, когда Кирилл отправился на требу, Анна Николаевна приняла несколько визитов. Первой явилась супруга отца Родиона. Это была женщина порядочного роста, широкоплечая и толстая. Несмотря на свои пятьдесят с лишним лет, она явилась в светло-розовой шелковой накидке и с голубой ленточкой в волосах, в которых, впрочем, не было ни одной седины. Надо, однако, сказать, что кокетство здесь не играло никакой роли. Матушка просто полагала, что ничем так не выразить почтение к приезжей соборной протоиерейше, как радостным костюмом.
– Уж вы извините, а я к вам с жалобой на вашего зятя, – почти сразу начала матушка. – Помилуйте! Новые обычаи завел; с прихожан ничего не спрашивает – «сколько, говорит, дашь». Ну, а они, известно, народ прожженный, и дают грош! Поверите ли, мой муж на редкость получал шестьдесят рублей в месяц, а то больше – восемьдесят, сто, даже до ста двадцати. А теперь двадцать, двадцать пять. Чем же жить-то? У меня полдюжины дочерей!.. Оно конечно, это от неопытности!.. Молодой человек, известно! Однако ж, отчего бы не прийти к мужу, к отцу Родиону, совета не спросить… Он хотя и настоятель, ваш зять, а мой муж – опытный!
Вслед за матушкой явились жены дьякона и дьячка. Эти даже не решались занять предложенные им места на стульях. Соборная протоиерейша нагнала на них робость. Тем не менее они в один голос объявили, что при тех скудных доходах, какие пошли с приездом нового настоятеля, жить невозможно.
– Я сама это понимаю, сама понимаю! – говорила в ответ Анна Николаевна, взволнованная всеми этими сообщениями. – Уж поверьте, что это так не останется. Я поговорю с ним. Ради дочери поговорю!
Жены, действовавшие, разумеется, по доверенности от своих смиренных мужей, ушли с надеждой в сердцах.
– Мне надо поговорить с тобой, милый зятек! – сурово сдвинув брови, сказала Анна Николаевна Кириллу. Наступали сумерки. Мура сидела на крыльце, перед чайным столом, дочитывая главу романа. Анна Николаевна воспользовалась ее отсутствием, чтобы начать и кончить этот, как она была уверена, неприятный разговор.
– Я к вашим услугам, дорогая Анна Николавна! – сказал Кирилл благодушно. Он почти знал, о чем будет речь и в каком тоне.
– Не понимаю твоего образа действий!.. Не понимаю! Только два месяца живешь, а уж кругом тебя все недовольны.
– Не все, Анна Николаевна, не все!
– Все. Отец Родион крайне недоволен; дьячок и дьякон жалуются, что им жить не на что. Как же не все?
– А прихожане? Я думаю, что они вам не жаловались.
– Стану я разговаривать с твоими прихожанами! Да это и не важно, довольны они или нет. Помилуй, братец мой, ты распустил их! За требы они дают сколько хотят, доходы причта втрое уменьшились. Я даже и объяснить этого не могу. Это просто сумасшествие какое-то!
– Да ведь нам хватает! Слава Богу, и едим и пьем изрядно и одеваемся не в шкуры звериные!
Анна Николаевна вгляделась в него пристально, как бы желая постигнуть, в самом ли деле он младенец, или только прикидывается таким.