На балу у демонов. Готический роман - стр. 20
Глаза чудовища вспыхнули огнем, теперь он жаждал гибели Маерлин.
Маерлин сделала резкое движение, желая скорее убежать отсюда, но невольно упала на холодную землю рядом со своим золотым распятием. Ее рука в последней надежде на спасение потянулась к этому кресту.
Она не поняла, что последний миг спасло ее. Будто бы какое-то светлое и чистое сияние помогло ей дотянуться до креста, какая-то волшебная магия света на мгновение ослепила кровавого демона. Маерлин быстро схватила крест в свою руку.
Крест в ее руке тут же засиял ослепительным светом, отразившимся в глазах кровавого демона. Демон закричал от боли и исчез.
Тут белоснежная рука медленно склонившейся над ней фигуры осторожно прикоснулась к ее плечу, и столько нежности было в этом легком прикосновении, что заставило Маерлин отчетливо прошептать одно лишь единственное и такое милое, но никогда не ведомое ей слово:
– Мама.
Она крепко сжала в своей руке золотое распятие и едва приоткрыла глаза.
Перед ней было прекрасное лицо, так похожее на лицо Клары и так сильно отличавшиеся от нее своей поистине волшебной красотой.
– Мама, – как во сне прошептала она.
Красавица провела своей белоснежной сверкающей волшебством рукой по щеке Маерлин, и от ее руки магическое сияние света разнеслось вокруг и наполнило уже навсегда чем-то волшебным душу Маерлин. Эмили исчезла в лучах нереального магического сияния. Это сияние навсегда запечатлелось в сердце Маерлин, как и сказочная красота Эмили..
Ее спасло только чудо, и она не знала, кто вызвал его. В тумане моря перед ней на миг мелькнуло другое неописуемо красивое лицо молодого человека, и она поняла, что ее спас он.
Маерлин крепко сжала в своей руке маленький золотой крестик и направилась к дому.
Рана тайны
Дневник Маерлин
Эмили, прекрасная Эмили. Это имя навсегда запечатлелось у меня в сердце.
Сколько лет прошло с тех пор, когда она как видение предстала передо мной, но я знала, что теперь мне уже никогда не забыть ее лицо, полное сказочной красоты и непонятного мне, но чудесного волшебства.
Милый образ навеки остался у меня в душе, и он теперь живет во мне, внутри меня, в самой глубине моего сознания и жжет мою душу все тем же огнем, в котором горел портрет моей матери.
Вместе с ее красотой в моей памяти осталось навеки своим ужасным кровавым шрамом, чуть не убившим сердце совсем юной девочки, лицо дьявола в черных, как ночной мрак, одеждах и сверкающими страшной злобой кровавыми глазами.
Он был самим ужасом, но какая жуткая тайна, быть может, запечатлелась в его огненных глазах. Все же мне бы хотелось думать, что и у него существует сердце, и за пламенем его глаз скрываются боль и печаль одинокой души.
Я не знаю, как я увидела это в затуманенных злобой и жестокостью огненных глазах, мне и самой это было не понятно до конца, но, быть может, догадка об тайне пришла ко мне потому, что при виде меня единственный просвет неприсущей ему небывалой и неестественной доброты на миг сверкнул в огненном блеске его кровавых глаз. Скорее всего, я поняла это потому, что от того же самого удара жестокой судьбы разбилось и мое собственное сердце. Нет, я никогда не знала любви, и в то же время любила безнадежно и страстно прекрасное лицо, обладательницей которого мечтала быть и я, лицо сказочного призрака с морских скал, лицо Эмили, моей матери.