Мюонное нейтрино, пролетевшее сквозь наши сердца - стр. 16

– В ларьке возле остановки никогда мороженое не покупай. Вечно у этой тетки оно мятое, будто она на нем сидела.

– Я вообще не люблю упакованное. Мягкое люблю, в рожках.

– А я «Экстрем».

– Да, «Экстрем» – тема. У него большой шоколадный конец!

– Шоколадный конец. – Захар значительно поднял палец и усмехнулся.

Смешинку подхватили. Покатилась дальше. Рассыпалась искрами.

Кончался кон. У Люси оставалось карт больше десятка, у Нюры – три карты.

– Твой ход, – поторопил Люсю Серега.

– Не знаю я, чем ходить. У нее одни козыри, чем ни пойди – я проиграю.

– Не глупи, – вмешался Захар, – козыри почти все вышли. Дай сюда!

Захар забрал у Люси полукруглый карточный веер.

– Эх ты, женщина, – картинно вздохнул он, выбрал из веера две карты и положил на доски.

Тысячи холодных игл вонзились Тае в живот от того, как это слово – женщина! – было произнесено. Покровительственно, нежно. Сцена передачи карт обрела романтическую окраску: Захар готов был принять за Люсю ее поражение, он проявлял мужественность, геройство, если угодно – в меру понимания, доступного его поколению, укомплектованному по Маслоу, не знавшему ни горя, ни голода, ни войны, – кастрированное, куцее, но все-таки геройство.

Нюра нахмурилась:

– Нечестно играть за другого человека.

– Какая разница!

Нюра обвела взглядом компанию, точно ища поддержки.

– Да пусть, – махнул руками Серега.

– Кроешь или берешь? – спросил Захар.

Нюра, нахмурившись, придвинула к себе карты. Затем, вздохнув, одну за другой присоединила их к своим трем.

– Вот видишь! – воскликнул Захар, приобняв Люсю за плечи. – Мы еще повоюем!

С удвоенной энергией он принялся рыскать глазами по карточному вееру.

– Так, так. Чем бы ее еще подкормить?

Тая выпала из реальности. Она не видела ничего, кроме его длинных пальцев, пробегающих, как по клавишам, по уголкам карт. Кроме тонкой пряди дугой над его высоким лбом.

Томительное предчувствие боли охватило Таю: сейчас, пока он еще ничей, она может балансировать на тонкой грани между отчаянием и надеждой, может хвататься за обрывки иллюзий, отгораживаясь от очевидного. Но рано или поздно Захар найдет себе подругу. Возможно, Тая станет свидетельницей их объятий, поцелуя. И тогда…

Мир включит боль.

Боль воссияет ослепительно, как пламя взрыва, прокатится по сознанию, выжигая мысли, от края до края.

Она и сейчас есть, но фоном, шепотом. Тая к ней привыкла, как привыкают к ломоте в суставах на перемену погоды, к тяжести в печени после жирной пищи и прочим повседневным медленным спокойным болям.

Но когда у Таи истощится надежда.

Когда истает последняя иллюзия.

Мир включит боль на полную.

И будет крутить ее, пока не сядут Таины батарейки. Пока она не останется лежать на своей кровати неподвижная, отзвеневшая, выплаканная насухо, легкая, как пустая чашечка физалиса, как дохлая муха между оконных рам.

– Девчонки, покажете ваш фирменный карточный фокус? Олег же ни разу не видел!

– Тут тебе не цирк, – отбрила Тая, вырванная из своего стеклянного кокона.

– Если трудно, не стоит, – тихо отозвался скромняга «Шурик».

– Жалко тебе, что ли? – спросил Захар.

– И правда… Нам ведь не жалко. Давай покажем? – сказала Люся.

Подруги сели друг напротив друга.

– Выбери из колоды девять карт, – велела Олегу Тая. – Чтобы вы не думали, будто они какие-нибудь крапленые. Пусть он сам выберет.