Мышеловка для полковника - стр. 35
– Сэр, может быть, не надо эвакуации, – попытался возразить переводчик, – я закончу рейд с вами.
– Никаких разговоров, – отрезал Шлихт. – Пусть в госпитале все обследуют как надо. Успеешь вернуться. Я правильно говорю, мэм?
– Все правильно, капитан, – ответила Джин. – Я согласна.
Покрытое широкими багровыми рубцами лицо Милисы прояснилось, едва Джин приблизилась к ее постели.
– Я думала, никогда не увижу вас. Мне вообще казалось, что раньше я видела вас только во сне, – проговорила она, шевеля вздернутыми, изъеденными шрамами губами. – Что вас не существовало на самом деле. А потом я говорила себе: ты жива, а значит, и та женщина, которая лечила тебя в Сирии, она тоже существовала. Но лучше бы я умерла. Мне страшно смотреть на себя в зеркало.
Темно-карие глаза девушки заблестели от слез.
– О жизни никогда не стоит сожалеть, ей надо радоваться, – Джин присела на стул у ее постели, ласково взяла за руку, Борис встал за ее спиной, положив руки на плечи. – Я смотрю, ты хорошо уже научилась говорить по-русски, а раньше Снежана жаловалась, что плохо тебя понимала, немного по-русски, немного по-английски, а так все больше жестами.
– Да, я ведь не из Бухареста родом, из Яломицы, глубокая провинция. Русский у нас был в школе, но преподавали плохо, учитель то был, то нет, так и сдали кое-как. Английского и вовсе не преподавали. В Амаре техникум фармацевтический закончила. Там конкурса не было, недобор, желающих учиться было мало, легко поступила. А потом уж в Бухарест, в университет отправилась. Там меня на биологию приняли, у меня химия, биология, румынский язык – все хорошо было. А иностранный там не очень спрашивали, – она виновато улыбнулась, – можешь сказать по-русски «спасибо», «пожалуйста», «до свидания», и то хорошо. По-английски уже в Бухаресте читать научилась, чтобы книги читать по специальности, а говорить – нет, никакой практики не было. Да и то, закончила, а работы в Бухаресте не найти, своих хватает, вернулась в Яломицы, а там школу вскоре закрыли, учить некого, все в город подались. Вот искала работу, вербовщики в Сирию заманили, думала, найду применение по своей биологии, а они меня в бордель, мне даже в голову такое не приходило, документы отобрали, куда денешься? Так бы и умерла там, в Сирии этой, если бы не вы. А как Снежана? Мне сказали, она с вами уехала.
Она приподняла голову, заглядывая в лицо Джин.
– Она сейчас в Чикаго, – мягко ответила Джин. – Работает помощницей в клинике Линкольна, учится в медицинской школе. Твоя жизнь тоже наладится.
Джин легко сжала руку Милисы, прижимая ее к груди.
– Мы вот решили с господином Логиновым, тебе сделают пластическую операцию, все шрамы на лице уберут, уже скоро, – она взглянула на Бориса, он кивнул. – Может быть, не одна операция потребуется, это уже специалисты посмотрят. Но от шрамов твоих не останется и следа, так что можешь не переживать на этот счет ни мгновения. Это обязательно так будет. Не сомневайся. Ты снова станешь красивой. Как была. Немного надо потерпеть, во всяком случае, надо надеяться. Даже не просто надеяться, а верить, что все так и будет. На это уйдет еще несколько месяцев, это точно, может быть, даже полгода. За это время тебе надо определиться со своей жизнью. Что ты хочешь – вернуться домой в Бухарест, остаться здесь в Москве, может быть, хочешь поехать в Чикаго, к Снежане? Это ведь на самом деле не я, она была первая, кто тебя спас. Она увезла тебя от Мустафы, наняла сиделку, чтобы ухаживать, меня вот нашла, позвала. Я ничего о тебе не знала. А когда она узнала, что я еду в Москву, сразу напомнила, узнайте, мэм, если возможно, хоть что-нибудь о Милисе, забрал ее тот русский офицер или нет. Она о тебе волнуется.