Мятежное православие - стр. 9
В заключение Артемий подчеркивает различие между «законным писанием», которое следует изучать и почитать: Библией (с деяниями и посланиями апостольскими), трудами Св. Отцов, апостольскими и соборными правилами (не всеми, но согласными со Священным Писанием), – и литературой людского домысла (например, житиями, где описана девственная жизнь святых в браке, что не может быть правилом). Заменяйте словопрение о внешних обычаях мудрым познанием Божьего закона, призывает Артемий заволжских старцев и всех, кто мог прочесть его послание, и живите достойно Евангелия!
Проповедь Артемия, порождавшая «неуправляемых верующих и явственно направленная против обычаев иосифлянского духовенства, завоевывала все большую и большую популярность. Дошла она и до царя Ивана Васильевича, еще не получившего прозвания Грозный и проявлявшего в это время особое рвение к религии (под влиянием жены Анастасии и духовника Сильвестра). При подготовке Стоглавого собора в начале 1551 года старец Порфирьевой пустыни был вызван в столицу. Он не участвовал в работе открывшегося 23 февраля собора, но охотно высказал царю и написал для собора свое мнение, в том числе о церковном землевладении: следует «села отнимати у монастырей».
Во всей истории с вызовом Артемия явственно чувствуется рука протопопа Сильвестра, занимавшего довольно сложную политическую позицию и входившего в правительство компромисса. Так, по приезде Артемий не был сразу допущен к государю и именно Сильвестр получил якобы задание Ивана IV «смотреть в нем всякого нрава и духовной пользы». Протопоп должен был убедиться, что заволжский старец не станет его противником в духовном влиянии на царя, и во время беседы действительно не обнаружил у Артемия опасного честолюбия. «От уст Артемьевых учения книжного довольно мне показалось, – заявил Сильвестр, – и доброго нрава и смотрения исполнен был». К этому отзыву присоединился союзник Сильвестра поп Благовещенского собора Симеон.
В результате Артемий был допущен до беседы с царем. Полагают, что его рассуждения повлияли на формулировку Иваном IV девяти вопросов из тех, что царь поставил перед участниками собора{3}. Общение царя с Артемием, по замыслу Сильвестра, помогало уравновесить сильную позицию правого крыла стяжателей, позволяя самому протопопу, по обыкновению, лавировать близко к центру, не подставляя себя под удар. Однако закрепление влияния на царя такой сильной, хотя и не честолюбивой личности, как Артемий, не входило в планы Сильвестра. После единственной аудиенции заволжский старец смог только написать царю письмо (несохранившееся). Не сохранилось и его послание участникам Стоглава, завершившегося, как известно, компромиссом в пользу иосифлянского духовенства.
Неожиданно было последовавшее после собора назначение Артемия на вакантное место настоятеля крупнейшего и богатейшего Троице-Сергиева монастыря. Интерес протопопа Сильвестра, выбивавшего у иосифлян важную должность, понятен. Сложнее понять мотивы нестяжателя, согласившегося возглавить братию одной из наиболее стяжательских обителей «по братскому прошению и по государеву велению».
Однако Артемий согласился на столь значительную жертву не без условий. Прежде всего, к нему в монастырь был переведен выдающийся литератор и просветитель Максим Грек, находившийся после вторичного осуждения (за критические высказывания) в заточении в Тверском Отроче монастыре. Источники прямо говорят, что царь с согласия митрополита освободил Максима «по упрощению Троицкого Сергиева монастыря игумена Артемия» и дал престарелому писателю «место покойно… у живоначальной Троицы… у любезного твоего друга архимандрита Артемия». Благодаря этому заступничеству Максим Грек прожил оставшиеся годы (он скончался в 1556 г.) «в великой чести и похвале»