Мятеж «Сторожевого». Последний парад капитана 3-го ранга Саблина (Собрание сочинений) - стр. 29
После прочтения столь корявых и безграмотных фраз говорить о Саблине как об интеллектуале просто смешно!
За годы, прожитые в Москве, не нашлось у Саблина абсолютно никаких хороших воспоминаний ни о Москве, ни о москвичах. «К сожалению, – сетовал он, – в Москве я не видел щели хотя бы, в которую можно было высунуть голову, чтобы подышать свежим воздухом свободной мысли, чтобы где-то можно было высказывать свои мысли, поговорить. Были попытки найти мыслящих людей вне академии. Год я вел группу партшколы на заводе “Динамо”, пытался вызвать на откровенность некоторых рабочих. Но что они – критикуют начальство заводское, порядки, но не более… Стал членом общества “Знание” от Краснопресненского райкома партии, ездил с лекциями по Москве… Чувствовал… когда читал лекции, отчуждение аудитории, когда говорил о цифрах пятилетки, призывах партии… Была встреча у меня с начальником цеха завода “Динамо” в домашней обстановке. Оказался мелким человеком… Пытался встретиться с поэтом Евтушенко. Мне нравится его гражданственная стихия. Но он также уклонился от встречи, так как собирался улетать в Японию…»
Замечу, что Саблин в данном случае недоговаривает самого главного. И группы партшколы на предприятиях, и особенно лекции в обществе «Знание» в советское время оплачивались, причем весьма неплохо. Именно поэтому слушатели военно-политической академии всегда с удовольствием занимались этими делами. Получал, разумеется, деньги за свои выступления и Саблин. При этом, по его же признанию, оратором он оказался никудышным и аудиторию заинтересовать не умел, Что касается начальника цеха, которого Саблин обозвал «мелким человеком», то тот, скорее всего, просто послал Саблина куда подальше, когда тот начал излагать свои бредовые политические взгляды.
Вообще в данном случае Саблин, особо не стесняясь, раскрывает себя в данном абзаце как самый настоящий диссидент. Это им, детям хрущевской оттепели, поклонникам западной культуры и слушателям «Голоса Америки», так же как Саблину, не хватало «свежего воздуха свободной мысли». Именно этих людей и ищет Саблин вне стен академии. Именно они, по разумению Саблина, и есть самые «мыслящие». Именно поэтому он названивает Гангнусу-Евтушенко, но тот, умудренный опытом, посылает Саблина куда подальше.
Генерал-майор Борискин по этому поводу пишет: «Что ж, поэт Евтушенко может гордиться тем, что своей последовательной “гражданственной стихией” повлиял на формирование такого “бескорыстного” революционного характера, какой “выковал” в себе Саблин. В материалах уголовного дела последнего хранится немало выписанных саблинскою рукою евтушенковских поэтических строчек. Поскольку Евтушенко, как уже отмечал “Военно-исторический журнал”, чаще всего придерживается тех лозунгов, благоволит тем героям, которые в моде, то, возможно, огорчится, что в свое время “уклонился от встречи” с вошедшей нынче в моду личностью. Хотя наряду с другими “младодемократами” может утешиться тем, что Саблин все-таки готовил “коммунистическую революцию”, а это, увы, уже не модно. Если же, основываясь на материалах следствия и суда по делу Саблина, скажу, что Саблин свои преступные действия только прикрывал коммунистическим призывом, а на самом деле готовил себя в военные диктаторы, вроде генерала Корнилова или адмирала Колчака, то Евтушенко, надо понимать, и вовсе обрадуется. И действительно, как можно было поддержать человека, который, по мнению многих свидетелей, хотя и придерживался тактики академика Сахарова, но не разделял его взглядов».