Мы же взрослые люди - стр. 24
– Но сначала мыть руки, – сказал папа Эле. И сам первый пошел в ванную.
В ванной на стиральной машинке лежали презервативы. Два презерватива в пластиковых упаковках без коробочки, если быть точным. Два презерватива, которыми никто в их семье не пользовался. А в машинке стирались джинсы Рината. Те самые джинсы, в которых эти два презерватива лежали до того, как они стали лежать здесь. Ринат помнил, как убирал их в карман, но в тот раз они не пригодились. И он забыл про них, когда бросил джинсы в стирку.
Эти презервативы на машинке означали то, что Диля достала их из кармана, положила сюда и загрузила джинсы в барабан. Это означало, что жена про все догадывалась.
Ринат спрятал презервативы. Помыл руки себе, Эльвире и сел за стол ужинать.
Свежий и вкусный ужин – не придерешься.
Диля вела себя как ни в чем не бывало. Непринужденно, спокойно, смиренно. Собрала посуду, домыла сковородку. Пошла укладывать Элю спать.
Ринат включил телевизор, но не смотрел его. Налил виски, но не спешил его пить. Он думал о презервативах. О том, что обычно хранит их в машине в бардачке. И если кладет в карман, то, как правило, всегда использует. Он думал о своей жене Диле. Но мысль о ней была такой короткой. И сразу обрывалась острым чувством злости. Он снова попробовал подумать о жене. Злость обдала его новой волной еще большей силы. Диля – и с Ринатом опять что-то происходит. Такое, чего не должно бы происходить. Любил ли Ринат в этот момент свою жену? Очевидно нет. Ненавидел ли он ее? Очевидно да. Остервенело, слепо, незаслуженно. Он ненавидел в эту секунду свою безупречную жену, которая ни в чем не давала себя упрекнуть.
Ярость совершенно необъяснимо клокотала в нем диким звериным огнем. Ярость, которую от страсти отделяло что-то незначительное.
Диляра вышла из детской. Собрала постиранные вещи в таз. И пошла их вешать на балкон. В аккуратном халате на молнии, с хорошим, не пошлым рисунком, она стояла на балконе и развешивала вещи на веревках. Движения ее были просты, даже грациозны.
Ринат смотрел на фигуру женщины на балконе. Матери его детей. Конечно, она знала о его изменах. Невозможно не догадаться, она же не дура, думал он. Но ни разу за все годы измен, а их было множество – этих лет, ни разу она не дала понять, что знает, что огорчена, что злится. Казалось, что у Диляры просто были отключены опции выражения негативных эмоций по отношению к мужу. Может быть, ее все устраивало, а может быть, она думала, что все мужчины подвержены недугу неверности. Все без исключения – и ее муж, разумеется, тоже. И поэтому надо просто закрывать на это глаза. И она так и жила – с широко закрытыми глазами.
Диля развесила вещи и стояла, глядя в ночное небо, которое было почти не рассмотреть за деревьями. Второй этаж. Птицы невысокого полета.
О чем она сейчас думает? Чего она вообще хочет?
По неизвестной для Рината причине ему внезапно стало казаться, что эта женщина его убивает. Хитрым, незаметным, никак не обличимым способом. Покладистостью. Бесстрастностью. Безразличием. Какой-то внутренний демон нашептывал ему даже не мысль, а предмысль – он гибнет из-за нее. И чувство ярости в нем стало еще сильнее. Он защищался от жены слепой, дикой яростью. Яростью зверя, соскользнувшего в слишком глубокую для него яму.