Мы снова дома - стр. 21
Национальные особенности воспитанников сгладили в интернатах очень умело, многие помнили их, но считали чем-то крайне малозначимым. Ведь они все русские! И неважно из какого народа вышли. Говорят и думают по-русски, всей душой приняли парадигмы империи, так чего же еще? Нацистов, считающих, что дело в генах и ДНК, давно передавили. А если кто-то из землян еще сохранял в душе подобные идеи, то таковые молчали в тряпочку, прекрасно зная, что если хоть раз выскажутся публично, то будут немедленно казнены. Высказавший идеи нацизма и национализма права на жизнь в империи не имел, и это было совершенно справедливо.
– К нам как-то привозили группу с Земли, с центральной Украины, – вспомнила Падха, не слишком высокая для своего народа, но ширококостая зеленая орка. – Там больше пацанов было, чем девчат, и пацанов симпатичных. Но они такие слабые! Едва по десятку раз подтянуться смогли. А уж когда мы с ними поговорили, так чуть не стошнило! Главное, мол, устроиться так, чтобы жопе тепло было, а первопроходцами пускай кто-то другой становится, они и на всем готовом с удовольствием поживут. Эти убогие больше всего обсуждали компоигрушки! Мы через пару дней к ним и подходить перестали, тошно было слышать, чего они там несут.
– Помню я их, – скривилась Шаладиэль, одна из светлых эльфиек. – Но не все там дурные, трое, насколько я знаю, собрались идти учиться на физиков и инженеров, а один и вовсе на пилота.
– Все равно слабые они, – покачала головой Хаянга, взъерошив свои роскошные белые волосы. – Хотя упомянутые четверо могут стать нормальными, но поработать над собой им придется немало. Еще две девчонки там неплохие были, но они из Донбасса, до десяти лет росли под вой снарядов, это же совсем другие люди. Вот они уже наши, но немного не дотягивают, так им поможем обязательно.
Все покивали, согласившись, что люди Донбасса совсем другие, они в бывшей капиталистической России, наверное, лучшие.
– А в чем не дотягивают эти девчата? – поинтересовалась Майда, дарийка.
– Да во все том же, – оскалила острые клыки дроу. – С эгоизмом своим дурацким носятся, считают, что мужчина должен принадлежать только им, и все тебе тут. А если он вдруг с кем-то там что-то и где-то, так это измена. Что это за дурацкое понятие, «измена», мне кто-нибудь может объяснить?
– Чтобы это понять, нужно для начала объяснить все устройство эгоистичного общества, в котором чувства собственника превалировали над любыми другими, – вздохнул Игорь.
– Думаю, я смогу объяснить проще, – вмешалась Гульшан, афганка, обычно молчаливая, она порой за несколько дней всего пару слов произносила. – Дело в том, что брак – это данное партнеру слово, обязательство не делать того или иного, например, не ложиться в постель с другими женщинами, кроме жен. Нарушение данного обязательства и называется изменой. Предательством доверия. У нас это не так, потому многим и непонятны земные заморочки. Там все это завязано еще и на имущественные отношения, земные мужчины с давних времен хотели, чтобы имущество доставалось их детям, а быть уверенным в том, что дети именно их, можно было только оградив женщину от любых сексуальных контактов с другими мужчинами. Отсюда и возникло чувство собственности по отношению к живому человеку в браке. Тем более, что у них нет наших проблем, и число мужчин примерно равно числу женщин.