Мы родом из СССР. Книга 2. В радостях и тревогах… - стр. 22
Мне приходилось тогда регулярно информировать Политбюро, персонально Л. И. Брежнева по китайскому вопросу и убеждать в необходимости считаться с интересами нашего могучего дальневосточного соседа…
…Вспоминаю один эпизод, свидетелем которого, теперь уже единственным, я был. На одном из моих докладов Брежневу один на один о взаимоотношениях с Китаем вошел министр обороны А. А. Гречко и, послушав мою информацию, бросил реплику: „Не слушайте его, Леонид Ильич, вы только дайте нам команду, и наши танки через 2–3 дня будут в Пекине“.
Л. И. Брежнев внимательно посмотрел на Гречко, спросил, насколько серьезно он об этом говорит, и, услышав утвердительный ответ, заметил: „Войти в Китай ты, быть может, и сможешь, а вот как из него будешь выходить, вот этого тебе никто сказать не сможет. – А в конце добавил: – Я тебя, Андрей Антонович, очень прошу: никогда и нигде об этом не говорить, пусть твоя реплика останется здесь, в этом кабинете, и больше ее никто не услышит“.
Л. И. Брежнев поддержал инициативу А. Н. Косыгина, и мы с ним после военного конфликта на Даманском „попутно, пролетом“ сделали остановку в Пекинском аэропорту и провели там первую встречу с Чжоу Энь-лаем и другими членами Политбюро КПК, которая стала началом урегулирования наших отношений с Китаем.
Сложно было не только с Китаем проявлять благоразумие.
Не все в ЦК понимали необходимость поддержки Я. Кадара в его рыночных экспериментах в Венгрии, приходилось много убеждать, вмешиваться в попытки ретивых теоретиков одернуть, поставить на место строптивых венгров. Не все разделяли стремление Э. Хонеккера проводить более реалистический курс во взаимоотношениях двух Германий. Замечу, противодействие этому наблюдалось и во времена Горбачева, вплоть до его неожиданного и крутого поворота по отношению воссоединения Германии.
Больше всего я стремился к тому, чтобы установить уважительные, располагающие к доверию отношения с руководителями социалистических стран всех уровней. Я не преувеличиваю свою роль, но имею основания сказать, что пользовался доверием многих руководителей. Дорожил этим, ибо понимал, насколько оно необходимо для блага наших стран. Руководители соцстран доверяли мне информацию для „ушей“ Брежнева и советского руководства, так как знали, что она всегда будет изложена объективно и доброжелательно…». (Там же, с. 139–141).
Разделяю я также и оценку, данную К. Ф. Катушевым Л. И. Брежневу во второй половине его пребывания на посту Генерального секретаря ЦК КПСС:
«После инфарктов и инсультов он был физически немощным, заторможенным от лекарств и неспособным принимать самостоятельные решения… У него стала появляться подозрительность по отношению к тем, кто имел свое мнение, неприязнь к А. Н. Косыгину, слабость к награждениям и славословию в его честь…
Он утратил чувство меры и охотно принимал предложения досужих доброхотов во главе с Устиновым, старавшихся представить его в глазах общественного мнения в виде великого полководца…
Всё это происходило… потому, что не было демократического механизма замены лидера партии. Отсутствие такого механизма было прежде всего на руку приспособленцам, подхалимам и тем, кому выгоден был именно такой Брежнев, который уже не держал в своих руках нити управления партией и государством».