Мы пришли с миром... - стр. 6

– Вам завернуть или уложить в футляр?

– В футляр.

– Это ещё двести рублей.

Я степенно кивнул.

Продавщица достала из-под прилавка длинный, как пенал, футляр, обтянутый чёрным бархатом, уложила в него кулон с цепочкой, серьги, затем взяла перстенёк и вопросительно посмотрела на меня.

– Простите, а какой размер?

– Чего – размер? – не понял я.

– Перстенька.

Размера я не знал, но, вспомнив тонкие пальцы Любаши, быстро нашёлся.

– Как на мой мизинец.

Продавщица бросила профессиональный взгляд на мои руки, заменила перстенёк на другой и протянула мне.

– Примерьте.

Я надел перстенёк на мизинец, глянул, и оправленная в серебро бирюза снова зачаровала меня голубым цветом Любашиных глаз.

– Да… То, что нужно… – восхищённо выдохнул я, возвращая перстенёк.

Продавщица уложила перстенёк, закрыла футляр и, упаковав его в полиэтиленовый чехол, протянула мне.

– Спасибо за покупку.

Слащавая улыбка на её лице выглядела приклеенной, и я непроизвольно отметил, как мало в этой улыбке общего с улыбкой «Снегурочки», прошедшей мимо меня по заснеженному скверу.

– И вам спасибо… – отведя взгляд в сторону, буркнул я и спрятал футляр во внутренний карман пиджака. Поближе к сердцу. Сентиментальным я стал в последнее время выше всякой меры.

– Заходите ещё, – продолжала расплываться фальшивой улыбкой продавщица.

– Всенепременно, – раскланялся я и, не удержавшись, отомстил за насмешку: – Как только, так сразу.

В гастрономе я купил бутылку шампанского и бутылку коньяка. Хотел взять торт, но вовремя одумался. Любаша непременно испечёт сама и обидится, если я принесу покупной. Насчёт тортов она мастерица, и никакой торт из итальянских или французских кондитерских магазинов, недавно открывшихся в городе, не сравнится с её тортами. Каким бы вкусным ни был. Уже хотя бы потому, что это – Любашин торт.

У дома Любаши я зашёл в цветочный киоск и купил пять громадных алых роз по баснословной цене. Обвязывая букет серебристой ленточкой, продавщица словоохотливо поучала, в какую воду и как нужно ставить розы, чтобы они стояли долго. Оказывается, вода нужна комнатная, отстоянная, подсахаренная, а черешки – наново подрезанными и расщеплёнными. А ту часть черешка, которая находится в воде, необходимо освободить от веточек и колючек. Продавщица уложила цветы в длинную коробку и предупредила, что по такой погоде больше десяти минут мне не следует находиться на улице – цветы может прихватить мороз. Лучше взять такси.

Я молча кивал, но когда вышел на улицу, такси брать не стал. До дома Любаши было пять минут хода, но я на всякий случай пробежал расстояние за три. Заскочил в подъезд, поднялся на третий этаж, отдышался перед дверью и посмотрел на часы. Пришёл на семь минут раньше. Нормально. Мужчине следует приходить немного раньше, а не опаздывать. Опаздывать – женская прерогатива.

Дверь открыла Оксана, четырнадцатилетняя дочка Любаши. Этакая стервочка с мамиными глазами, но паршивым характером. Меня она недолюбливала, но терпела. Правда, не всегда. Сегодня она была особенно агрессивной.

– О, Дед Мороз пришёл, подарки принёс! – скривилась она, а уловив запах перегара, сморщила нос и помахала перед лицом ладонью. – И уже поддатый… Видно, не в первый дом заглядывает.

– Ну что ты… – начал я оправдываться. Перед Оксаной я часто терялся, несмотря на её возраст. А может быть, именно из-за него. – Был на рынке, торговал, немного погрелся…