Мы обнимем смерть - стр. 28

– А вон там – амбар, – указал дровосек на соседнее строение. – Зимой мы потеряли лошадь, но ваши будут там в сухости. А здесь, – он распахнул тонкую деревянную дверь, которая возмущенно заскрипела в ответ, – наш старый дом. Им не пользовались со дня смерти моей матушки, но он в вашем распоряжении.

Я вошла первой, нырнув под рукой дровосека. Дом был сырой и маленький, всего пара комнат, меньшая была отделена от большей поеденной молью занавеской. Но, не считая пары капель с крыши, там было сухо, а очаг выглядел крепким и надежным, что неудивительно в доме дровосека.

– Я пришлю жену с едой и одеялами, господин, – сказал дровосек генералу Китадо, когда тот подошел ближе. – Можете принести дров из сарая и пользуйтесь всем, что найдете во дворе. В буфете еще сохранилась кое-какая матушкина посуда. А я принесу… лопаты и… ну, на всякий случай, если он… сами понимаете.

Он осекся, когда по лестнице поднялся молодой левантиец.

– Спасибо, – сказал генерал Китадо. – Ваша щедрость будет вознаграждена.

Лицо лесоруба под капюшоном стало пунцовым.

– Всего лишь старое доброе гостеприимство, господин, – сказал он и вышел, что-то неразборчиво бормоча себе под нос.

Мы остались в сомнительном уюте домишка.

– Ладно, – сказала я, когда он удалился. – Принесите раненого левантийца и положите его на пол, чтобы я осмотрела его раны, а потом вы, Китадо, пойдете за дровами, а ты… – я посмотрела на длинноволосого левантийца, – отведи лошадей в амбар и позаботься о них.

Молодой человек поколебался, не понимая, стоит ли спорить, но Китадо прошел мимо него со словами «Давай, парень», и левантиец последовал за старым воякой.

Я обследовала дом и выяснила, что в нем мало полезного. В отделенной занавеской комнатушке была лишь одна скатанная циновка для сна и проеденный жучком низкий старый столик. Маленькое гнездо из сена в углу подтвердило мои подозрения о мышах, но я даже не поежилась – на это просто не было времени. Топот и сопение из главной комнаты возвестили о возвращении Китадо и молодого левантийца, несущего своего раненого друга. Как бы ни был силен Китадо, раненый был таким высоким и мускулистым, что у лестницы генерал с юным левантийцем сдались, положили свою ношу и потащили его волоком. Когда раненый наконец оказался на полу в доме, оба вздохнули с облегчением.

– Дрова, лошади. Ступайте, – велела я. – Я им займусь.

Молодой человек бросил на меня недоуменный взгляд, но вышел обратно под дождь. Несмотря на уверенность, которую я вложила в слова, мне не сразу удалось заставить себя осмотреть раны левантийца. Я пошарила в буфете и единственном сундуке и вытащила все, что могло пригодиться. Я подставила по горшку под каждой протечкой и бросила на пол пыльное одеяло, до последнего надеясь, что когда я наконец обернусь, левантиец уже умрет. Будет выглядеть так, как будто мы попытались, юноша расскажет все, что требуется, и мы продолжим путь.

Прежде чем вернулись генерал Китадо и молодой левантиец, пришла жена лесоруба с одеялами и припасами, завернутыми в мокрый дождевик, который она повесила на крючок у открытой двери.

– Спасибо, – сказала я, но она лишь поклонилась – один раз, второй и третий, пятясь к двери, но так и не произнесла ни слова.

Одеяла, старые платья, небольшой швейный набор, травы, чай, еда, даже несколько изумительно сухих палочек с благовониями и потрепанный свиток с молитвами богине Ци. Похоже, она тоже не сильно надеялась на успех.