Мы не твои. Том 2 - стр. 25

Если она готова была сообщить мне новость, значит, рассчитывала на помощь.

Да, я наговорил ей ужасных вещей, но… я был не в себе. Я одумался.

И прежде всего я просил Товия, с которым она явно собиралась связаться по возвращении, сообщить ей, что я очень хочу поговорить.

Просто встретиться и поговорить!

Товий Сергеевич обещал все ей передать.

Но получилось так, что ни с ним, ни с Тамом, ни с подругами Надя на связь не вышла.

Ни через две недели, ни через три… ни через месяц.

И поиски, которые организовал брат успехом не увенчались.

Я тогда подумал – может быть это знак? Может я должен сначала вернуть себя в нормальную форму? Встать на ноги? Сделать операцию на глаза, понять окончательно, смогу ли я видеть. А уж потом…

На то, чтобы окончательно восстановиться у меня ушло много времени. Почти год.

Я возобновил поиски Нади. К тому времени она уже должна была родить малыша.

И снова ничего. Пустота. Она не появилась дома – в той квартире, которая когда-то принадлежала Надежде поселились ее родственницы, тётка с жутким характером, которая пыталась меня убедить в том, что Нади нет в живых. Никаких документов, подтверждающих это, у нее не было.

Мой Воробушек исчез. Словно его и не было никогда.

Не было некрасиво бедной девочки, которая когда-то смешила меня, бесила, доводила до белого каления, а потом… Любила. Любила до одурения. До дрожи.

И я помнил каждую секунду с ней. Я знал ее тело все, до мельчайших подробностей, каждую клеточку, впадинку, каждую родинку – даже не видя их на ее коже, я их чувствовал. Знал ее аромат. Мне казалось, что если я окажусь запертым в темной комнате, в которой будет тысяча женщин и моя Надя – я узнаю ее. Как пес по следу найду.

И голос. Я очень хорошо помнил ее голос. Несколько раз после мне казалось, что я слышу похожий. Увы – казалось.

И все-таки именно по голосу я ее узнал.

Он у нее необыкновенный, нежный, с небольшой хрипотцой, не высокий, и не низкий. Такой… такой родной. Настоящий. Без жеманства, без придыхания. Естественный и свободный.

Хотя раньше в голосе ее часто было смущение.

Она стыдливая и скромная, мой Воробушек. Несмотря на то, что красавица!

Я ведь и знал, что она красивая.

Помню, как потом расспрашивал о ней Тамерлана. Мне было интересно знать, какая она…

- Она хорошенькая, брат. Очень милая девочка. Скромная. Правда, цвет волос, конечно… сначала показался мне диким. То ли морковка, то ли апельсин, потом она еще розовый и алый добавила. Жуть. – Тамерлан усмехнулся, покачал головой, словно представляя себе мою Наденьку.

Еще брат сказал, что этот ужасный цвет волос совсем не вязался с ее нежной кожей. И вообще, с ней.

- Она такая спокойная была, рассудительная. Я радовался, когда понял, что она находит с тобой общий язык, что у неё получается тебя приструнить!

Именно приструнить! А потом подружиться. И полюбить.

Она любила меня. А я? Любил ли я её настолько сильно, чтобы сделать своей? Чтобы сделать счастливой?

Сейчас понимаю, нет. Нет, нет, и еще раз нет.

Я совершил такую же ошибку как Тамерлан в свое время.

Он тоже любил Светлячка недостаточно.

Мы оба любили не так, чтобы перевернуть свою жизнь ради любимой.

И еще нам, как многим мужчинам, казалось, что любовь сделает нас слабыми.

Только значительно позже пришло понимание, что любовь делает только сильнее. А слабость – это как раз недостаток любви.