Мы не твои - стр. 27
Злится. Странно, неужели что-то нехорошее произошло за то время пока меня не было? Я вроде не так долго отсутствовала?
- Где же ты болталась три недели, сиделка? Брат тебе, небось, еще и все деньги выплатил? Или все-таки урезал зарплату?
Я привыкла к его грубости, уже не обращаю внимания. Хотя все равно очень обидно.
Особенно после того поцелуя. Он целовал меня так… жадно, так… по-настоящему. Это было необыкновенно! Кровь пузырьками струилась по венам, по коже мурашки бежали, и такое приятное тепло разливалось…Голова кружилась от… от счастья. Да, именно так. От счастья.
Наверное, это ужасно, но я была очень счастлива, когда Ильяс меня целовал.
- Что ты молчишь? – он говорит сквозь зубы, недовольно, зло. А я не понимаю, какая муха его укусила?
И вообще, стоит ли ему отвечать?
- Мне сказали, что с вами теперь нужно гулять обязательно два раза. Сейчас я вам помогу собраться, пойдем на улицу.
- Я сам в состоянии собраться.
- Тогда мне вас ждать у выхода?
- Да. Выйди. И дверь закрой.
Выхожу, как он просил, дверь прикрываю, вижу, что Ильяс поехал в ванную.
В коридоре горничная Гуля, улыбается мне, качает головой.
- Мы все молились чтобы ты вернулась. Без тебя с ним сладу нет.
- Со мной тоже.
Да уж! Со мной стало, видимо, еще хуже. Ильяс первые два дня после моего возвращения рычит на всех, злится, ругается.
А потом во время прогулки решает уехать от меня. Дорожки для его коляски специально чистят, посыпают песком – в феврале снега много выпало – но видимо какой-то участок пропустили, наледь попадает под колеса, и Илик переворачивается.
Я дико пугаюсь, бросаюсь к нему, он лежит на заледеневшей плитке, хорошо, что его не придавило. Приседаю, протягиваю руку – это моя ошибка, потому что Ильяс резко дергает меня на себя, и я оказываюсь лежащей на дорожке рядом с ним, под ним…
- Попался, Воробушек?
Молчу, потому что я на самом деле попалась!
- Язычок проглотила?
Интересно, а у воробьишек есть язычки?
Я хмыкаю, потому что это очень смешно думать в такой момент о том есть ли у мелкой пташки язык.
- Ты чего смеешься?
- Ничего. Просто так.
- Тоже подумала есть ли у воробья язык?
Ого! Вот это интересно!
- Подумала… Изменница несчастная. Бросила меня одного, на целых три недели.
- Одного? К вам вообще-то невеста должна была прийти.
- Какая невес… Чёрт. Один ноль в твою пользу. Где ты была?
- Может мы встанем и поговорим?
- Зачем? Мне удобно лежать. Так… мягко.
О, Боже! Он елозит по мне, и жар окатывает с ног до головы. Мне стыдно. Очень. И приятно, тоже очень.
- Холодно…
- Да? А… если так?
Ильяс переворачивается резко, и теперь он оказывается на земле, а я на нем.
- Не надо, Илик, правда холодно. Вам вредно, надо встать…
- Извини, малышка, видишь, какое дело, встать-то я как раз и не могу…
Вижу ухмылку на его лице. Горькую.
- Я помогу.
- Не поднимешь.
- Охрану позову.
- Слушай, дай мне удовольствие получить, а?
- Удовольствие? – смотрю на него, не очень понимая, о чем он…
- Приятные воспоминания. Как будто я опять нормальный. Кувыркаюсь с красоткой.
- Я не красотка. Пусти, пожалуйста.
- Мне плевать, даже если ты Квазимодо. Я слепой.
Неожиданно коробят его слова. Надоело. Дергаюсь сильнее, пытаясь разорвать кольцо рук.
- Пусти, быстро!
- Тихо, тихо… ты чего, Воробушек?
- Ничего, пусти!
- Я же не сказал, что ты страшненькая. Ты…Ты так вкусно пахнешь, так бы и съел.