Мы – красные кавалеристы. Роман - стр. 19
– Боюсь, голубчик, что больной малость надорвался. Смею вас заверить, поскольку симптомы определенные есть. Так что пока никакой физической работы, какие-либо нагрузки должны быть исключены…
– Как же? Как же без работы? – удивленно смотрел чуть позже на врача Степан. Кустистые седые брови доктора приподнялись над стеклышками очков в жестяной оправе.
– Ну, любезный, я, кажется, ясно выразился, – Никаких физических нагрузок. Абсолютно никаких! – доктор повысил голос на последних словах.
– Господи, – перекрестилась Елизавета, – как же в деревне без нагрузок?..
Ефим молчал, прижимая левой рукой невестку к своему плечу. Успокаивающе произнес:
– Доктору виднее. Он пустое говорить не станет. Раз надо, значит надо. Сейчас поберечься, глядишь, и все выправится. Вон, как раз, и зима на носу. Мельница отдыхает, и Степан тоже. Ничего, Лиза, выкрутимся. По хозяйству сами с Ефремом справитесь. А докторским наставлениям следует подчиняться…
– Ну, что, мам? – встретил у заплота по сумеркам родителей и дядю Ефима встревоженный Ефремка.
– Ничего, племяш, – ответил как можно спокойнее за всех Ефим. – Приболел немного папка. Пройдет.
Степан, встретившись глазами с сыном, улыбнулся. Мать тронула за раскрытый воротник:
– Закутывайся, сынок, ладом. Не лето же…
– Я распрягу, – запахивая потуже ворот, ответил Ефремка. – Идите за стол. Я картошки наварил. Приготовил груздей и капусты. Полил маслом.
– А ты? – спросила мать.
– Я уж поел.
Ефим, проводив брата и невестку до избы, остаться на ужин отказался.
– Завтра раненько с ребятами по дрова ехать. Домой поспешать надо. Зинуха завтра вас проведает. Она сегодня по утру и квашню поставила, так что угостит пирожками с требушинкой. Степан любит их. Верно, Степан? Помнишь, как маманя наша стряпала? Ну, ладно, бывайте. Завтра после леса вечерком загляну…
…Ужинал Степан кое-как. Подцепив на вилку картофелину, долго смотрел на нее, потом вдруг произнес:
– Без нагрузок, без работы. Как можно так? А, Лиза?
Та поставила кружку с молоком. Пересела к мужу на противоположный край стола. Обняла за плечи, нежно потерлась подбородком о мускулистое твердое мужское плечо.
– Ничего, Степушка, все пройдет. И правду Ефим толкует, и доктор тоже, что поберечься надо. Зимой не шибко ведь много работы. Мельница до ледохода, до воды простоит. Ефрем совсем большой стал. Чем не помощник? А? – Елизавета отпрянула от мужа, заглядывая ему в глаза: – Старики судачат, что следующий год опять выдастся урожайным, значит, благостным во всем для людей. Мол, на то все приметы указывают…
* * *
Несмотря на разные народные снадобья, Степан медленно угасал. С постели почти не подымался. Разве что по нужде. Решительно отказавшись от жестяного ведерка, самостоятельно выходил на крылечко. Спустившись по ступенькам, медленно ступал, перебирая руками по изгороди, до нужника.
Станционного фельдшера, которого еще раз приглашали осмотреть больного, особенно настораживали тупые боли в тазобедренной области тела больного.
– Слышь, отец? – позвала мужа Елизавета, склоняясь над ним с кружкой в руке. – На-ко. Хоть глоточков несколько. Пользительно пить молочко кипяченое.
Степан повернул голову. Глаза запавшие, слегка мутноватые, потерпи-ка боль день и ночь…
– Что, мать, серьезные дела в мире делаются?