Мы из Тайной канцелярии - стр. 7
Чтобы умаслить полкового комиссара, Егорий Савелич, улучив подходящий момент, сунул скромное подношение – три рубля, заранее обёрнутые чистой тряпицей. Были эти невеликие деньги последней надеждой.
Полковой комиссар подношением не побрезговал. Взять взял, но носом крутить не перестал. И так, и этак оглядывал Ивана, кругами ходил, цыкал, брызгал слюной через дырку в передних зубах.
Наконец, встал напротив батюшки и зарокотал простуженным басом:
– Прости, Егорий Савелич. Ничем помочь не могу. Будь сынишка твой хоть на полстолечко выше, – он развёл чуть-чуть большой и указательный пальцы, – служить ему гвардиянусом. А так… – Комиссар вздохнул. – Даже на левый фланг поставить срамотно. Увидит его матушка-императрица, гневаться изволит. Зачем, скажет, такую дробь в полк принимаем? И без того ваканций мало. Такие, Егорий Савелич, дела…
Денег не вернул.
Грустные отец с сыном вышли из полкового двора, оказались на улице.
Остановились, гадая, что делать дальше и куда податься. Редкие прохожие обходили их стороной.
Без солдат, кои составляли немалую часть Петербурга, город казался вымершим.
– Может, к преображенцам сунемся? – спросил Ванюшка.
Егор Савелич махнул рукой:
– Коли тут не заладилось…
Иван кивнул. Он знал, что в Преображенском полку вряд ли пойдут навстречу бывшему семёновцу. С момента создания гвардейские полки ревновали друг к другу. Пытались уесть в мелочах и подгадить при возможности. Особенно, как не стало твёрдой руки государя Петра Алексеевича.
А новосозданные измайловцы старую гвардию и вовсе за врагов держали. Потомки казнённых стрельцов прекрасно помнили, кто вёл их отцов и дедов на плаху, при случае платили сторицей.
Отец задумчиво сдвинул шапку, почесал затылок. Сына необходимо пристроить, иначе поездка будет напрасной, а терять время впустую Егорий Савелич не любил.
Внезапно отставного капитана осенило. Потрескавшиеся губы расплылись в улыбке.
Иван тут же сообразил: папенька загорелся новым «прожектом».
– Пойдём, – велел Егорий Савелич.
– Куда?
– К благодетелю пойдём, к генералу Ушакову. Должон Андрей Иванович помнить поручика Елисеева. Быть того не может, чтобы он меня забыл!
Елисеев-старший схватил сына за руку и увлёк за собой.
– Папенька, – заговорил юноша на ходу, – а что ты мне раньше про Ушакова не сказывал?
– Эх, сынок-сынок, есть вещи, которые никому обсказывать нельзя, – невесело усмехнулся Егорий Савелич. – Даже тебе, кровиночке моей. Свело нас когда-то поручение государя Петра Алексеевича. Было оно столь секретным, что никому о нём, кроме меня, Ушакова, да государя, упокой Господь его душу, знать не полагалось. Ни в какие промемории оно не попало. Был я в ту пору столь же молод годами, как ты. Только-только прапорщика получил…
– Успешно выполнили сие поручение? – не стерпев, перебил отца Иван.
Егорий Савелич остановился, сухо сказал:
– Не сомневайся. В полной мере выполнили.
И снова быстро и как-то сутуло склонив спину, пошёл, отчего Ивану было просветление – непростую задачку задал тогда покойный император отцу с Ушаковым. Не из тех поручение, коими хочется гордиться всю жизнь.
За спиной кто-то весёлым голосом завопил: «Па-а-ди, па-а-ди!». Раздался страшный грохот.
Елисеевы едва успели отскочить в сторону.
По улице, звеня колокольчиками, пронеслась карета со скачущим впереди мальчишкой-форейтором (он и кричал), толстым усатым кучером и двумя лакеями в шёлковых ливреях на запятках. Сопровождали экипаж четверо гайдуков верхами.