Мы и Россия - стр. 3
Игорь Харичев посвящает этой теме самую большую свою повесть, а поскольку тени и дары данайцев продолжают маячить в его экспертизах, то подзаголовок к «Банкету» звучит так: «Пособие для начинающего патриция». То есть для нынешнего прохиндея, который хочет в этот патрицианский заповедник любой ценой проникнуть.
Для этого надо знать правила проникновения или, лучше сказать, условия пребывания участников банкета – как постоянно пребывающих, так и на время прибывающих.
Что же они там делают?
Во-первых, едят. Бесконечно. И пьют, понятное дело. Во-вторых, у них всегда праздничное настроение. У всех, обязательно! В-третьих, они убеждены, что недоступны, то есть, что общаются только с равными себе. Никаких чужих ни в один зал этого многозального банкета охрана не пропустит.
Прокомментировать?
То, что они без конца жуют и булькают – с тостами и без, но с непременным смакованием сверхмодных винных марок и неслыханных заморских рецептов, на мой вкус, несколько перегружает у Харичева повествовательную ткань: во всяком случае, я как читатель с трудом перевариваю такое количество съестного в чужих животах. Однако отдаю должное экзистенциальным истокам подобного чревоугодия: сколько же надо было голодать народу, кладя зубья на полку при каждом природном и социальном бедствии (каковыми полна российская история), – чтобы без конца заедать эту историческую жуть! Праздник обжирания как гиперкопенсация голодухи.
«Праздник жизни, который нескончаем». «Жизнь, кажущаяся ярким праздником». Праздник – как мечтаемый образ жизни… Чьей жизни, я спрашиваю, – этих вот избранных? А что, в народе, в огромной глубинной массе его – не живёт разве неизбывная жажда праздника, которым прерывается тягучая лямка повседневности? И разве не становится в русской жизни любой праздник – освобождением от этой проклятой лямки – уходом в гульбу без края?
Так что завсегдатаи банкета зря думают, будто они на Руси – что-то особое. Хотя и общаются – только с избранными и только как избранные. Сквозь лёгкий налёт пародийности харичевского описания (габитус) чувствуются тысячелетние хроническое болезни русской души (диагноз), которые, может, и не болезни уже, а склад органики (спасительный рецепт).
Они ведь, банкетчики, не только едят и пьют. Они работают.
Как?
«Каждый беспрерывно что-то пишет, согласовывает, прорабатывает, решает».
Что решает, с кем решает? С какими-то ловкими поставщиками, не обеспечившими доставку каких-то дефицитных приборов… Но доставщики не сами же делают эти приборы! Всё делается руками (и умами) тысяч работников, за которыми стоят миллионы работяг, добывающих для этого металл и энергетику, а их надо ещё и кормить, и не в банкетных залах, а в рабочих столовках и на полевых станах, среди земли, то ли вспаханной, то ли брошенной по нашим «праздничным» временам.
Между лямкой повседневности и гульбой от этой повседневности – гигантская тысячелетняя реальность. Между бунтом и диктатурой, диктуемой силами этого же бунта. Между Гулагом и Реабилитансом.
И это – нормальная жизнь? Спасительная формула?
Да, спасительная. В страшные эпохи войн и нашествий. С запада, с востока, с юга. Или от надрыва сил при собственном продвижении. На запад, на юг, на восток. Куда пустят. А в паузах этой героики – праздник чаемого безделья, безумие от того, что не за что гибнуть, не во что верить, нечем занять ум и душу. И судорожное нагромождение стен и запретов, замков и заборов. Потому что иначе – «полный бардак». От пустоты на месте спасительных формул.