Музыки верный солдат. Воспоминания - стр. 23
Я начал поиски прямо с первого дома, самого ближнего к расположению части. Маленький, сельский дом за палисадником. Он казался заброшенным. Калитка была открыта, как и дверь в дом. Вошел. В доме темнота. Спросил, есть ли кто в доме. Услышал – кто-то пошевелился наверху, на печи. В этот момент в дом вошла какая-то женщина. Спросила, чего я хочу. Я объяснил. Она зажгла лампу. Оказалось, что в доме живёт очень больная старушка, за которой присматривают соседи. Мы договорились, что я (один) буду приходить только ночевать – мне удобно здесь, потому что близко, и буду приносить старушке что-нибудь из питания.
Это было что-то романтическое. После долгого дня, проведённого в части, уже после ужина я уходил из светлых шумных помещений, из многолюдного общества молодых людей в старый, почти заброшенный дом, в котором в углу, на печных полатях дремала больная старушка. Я шел к дому по узенькой протоптанной дорожке, открывал калитку, дверь – входную – и оказывался в этом доме. Иногда после снегопада брал в сарае лопату и расчищал дорожку во дворе и перед домом. Не ложился спать. Согревала мысль, что этой старушке я приношу какую-то маленькую пользу: своим присутствием, маленькой помощью, кое-каким приношением из столовой. Да и мне было мило – всё-таки не в казарме, а в домашней обстановке. Как это дорого человеку!..
Но моё проживание в этом домике оказалось недолгим. Человек быстро привыкает, кажется, ко всему, к любой обстановке. И вот через несколько дней было уже грустно расставаться еще с одним гнездом, приютившим меня в то грозное лихолетье…
А произошло вот что. В один из дней Шамиля (одного) вызвали для получения нового назначения. Мы оба тяжело переживали предстоящую разлуку. Ведь вместе мы были уже полтора года. Полтора года совместной службы в военное время! Это очень много. Мы очень сблизились духовно. Видимо, у нас было много общего. Мы жили одной жизнью, одними тревогами, одними надеждами… Мы уже многое преодолели, мы были готовы всегда прийти на помощь друг другу. Каждый из нас служил опорой для другого… И вот – разлука. Скорее всего – прощание. Это тяжело… После завтрака в столовой, куда мы трижды приходили каждый день, мы крепко обнялись и пожелали друг другу остаться в живых!..
После отъезда Шамиля мне стало очень грустно и тоскливо. Ничего не хотелось делать. Мысли были только о друге. Когда приходил в столовую, чувство еще более обострилось: раньше мы всегда приходили вместе и свои десантные тужурки вешали на соседние крючки. Теперь же тужурки Шамиля, которую я мог отличить из нескольких десятков других, не было…
Через день или два я пришел в столовую на ужин. Снимаю тужурку, собираюсь повесить её на привычное место и… И вижу, что тоже на своем привычном месте висит тужурка – точь-в-точь Шамиля… Ну и наваждение, подумал я. И кто же это обзавелся такой? Мне назло, что ли?!
Вхожу в зал столовой. А там за нашим привычным столом сидит… улыбающийся Шамиль! И жестом приглашает меня занять место рядом с ним… Как теперь часто говорят, – нарочно не придумаешь… То была радость несказанная!
– Тебя, что, вернули? – спросил я Шамиля.
– Нет, я получил новое назначение, – ответил он.
– Так почему же ты приехал сюда?
– За тобой, – сказал Шамиль, лукаво улыбаясь, и он показал мне предписание, в котором, как говорится, чёрным по белому (но пишущей машинкой) было написано: «Лейтенанта Ш. Агишева и лейтенанта Е. Иванова для прохождения дальнейшей службы направить в распоряжение командира в/ч 33538».