Мужские игры - стр. 50
– Понятно, Владимир Борисович.
– Тогда завтра утром жду вас с планом мероприятий. Пока я не посмотрю план и не завизирую его, ничего не предпринимайте, ни одного шага. Уж не знаю, к каким принципам работы приучал вас Гордеев, но только вижу я, что ничего хорошего из этих принципов не выходит. Извольте теперь перестраиваться и начинать работать по моим принципам.
Коротков вышел из кабинета начальника и по сложившейся давно привычке отправился не к себе, а к Анастасии. Они были очень дружны уже много лет, и Юра просто не представлял себе, как это можно, получив «новую вводную», не поделиться в первую очередь с Каменской.
– Ася, наш Барин наконец созрел и решил объявить войну прессе, – заявил он прямо с порога.
– Долго же он зрел, – неодобрительно откликнулась Настя. – У общественности уже почти сложилось впечатление, что он забыл о статье и о том, что должен как хороший начальник отстаивать честь мундира.
– Ну, он настоящий русский Барин, долго запрягает, зато потом гонит – не поспеешь следом. Завтра утром я должен представить ему план мероприятий по разработке Баглюка. Не хило, да?
– А он что же, заранее уверен, что за журналистом что-то есть? Зачем его разрабатывать?
– В этом есть смысл. Ведь наша задача в чем? Выяснить в первую очередь, откуда он получил эту идиотскую дезу про Мамонтова. А Баглюк…
– Погоди, Юрик, – Настя болезненно поморщилась и потерла переносицу. – Ты абсолютно уверен, что это была деза? Мамонтов не был твоим источником, но как ты можешь быть уверен, что он не работал с кем-то другим?
– Да потому, что он за помощью ко мне побежал, а не к своему куратору! Был бы он у кого-то на связи, разве стал бы он мне звонить? Кто я ему? Сват-брат? Я – опер, который работал Мамонтова по делу об убийстве на вокзале, не более того. И вынужден был признать, что улик на него нет. Поэтому следователь его отпустил. Мамонтов прекрасно знал, что я уверен в его виновности или по крайней мере причастности, я от него этого и не скрывал. И по идее он должен был бы шарахаться от меня, как черт от ладана. Если уж он позвонил мне, значит, никого больше у него нет.
– Разумно, – согласилась она. – Если только он не сделал этого под чьим-то нажимом. Представь себе, что кто-то затеял игру против тебя. Причем игру жестокую, заранее обрекая несчастного парня на смерть. Тебя фактически вытащили к трупу. То есть ты, как нормальный опер, не дождавшись Мамонтова, должен был поехать к нему, чтобы выяснить, что происходит. Ты и поехал. А там тебя ждало красивое и еще не остывшее место преступления. И твое счастье, что ты туда не сунулся. А то бы отмывался потом до второго пришествия.
– Да я и так отмываюсь. Барин все равно мне не верит, считает, что это я где-то маху дал и Мамонтова подставил. И при всем том я не понимаю, что это за лажа в статье про диктофонную запись. Наши газеты, конечно, черт знает что себе позволяют, но не до такой же степени! Все-таки скандалы с непроверенной информацией были, и судебные процессы были. Не верю я, что в редакции пропустили материал Баглюка, не убедившись, что под ним есть фактологическая основа. Значит, какая-то запись была. Может, Мамонтов мне из-за нее звонил?
– Может. Слушай, сделай доброе дело, принеси водички, а? – Настя протянула Короткову пустой графин. – Ваш мальчиковый туалет ближе.