Мужчина в доме. Ленинградская повесть - стр. 3
Война грянула внезапно. Сосед Толя получил повестку в военкомат, дядю Петю отправили на переподготовку. Немцы приближались. Началась эвакуация[4] предприятий, театров, военных училищ Ленинграда.
Эвакуация – это слово поначалу давалось Максиму с трудом, а про военные училища и театры он уже раньше слышал.
Война не укладывалась в его голове. Они с ребятами во дворе играли в войнушку, где всё понарошку. Это всегда казалось просто забавой, а тут…
Как-то в последних числах июня отец рано вернулся с работы и сказал сыну, что они вместе пойдут в магазин на Литейном – тот, что за улицей Некрасова.
По дороге мальчик узнал о предстоящей командировке отца: он будет сопровождать до Урала эшелон, на котором вывозят станки, а сейчас Максим поможет ему донести продуктовые сетки.
В магазине отец попросил десять буханок хлеба. Продавец насторожился, долго выяснял, зачем столько, рассматривал командировочное удостоверение, позвал ещё кого-то, а потом отпустил-таки хлеб.
Тогда в Ленинграде уже ограничивали продукты. Однако у большинства сверстников Максима, да и у взрослых соседей и знакомых сохранялось стойкое ощущение, что война ещё далеко, война их не коснётся… Понимание приходило постепенно.
На улицах появились дружинники[5] с красными повязками. Они следили, чтобы не было паники, чтобы сохранялась видимость нормальной жизни, помогали милиции поддерживать порядок.
Город притих, словно кот, прижавший уши.
Конец июля. Юнкерсы[6] ещё не успели долететь до Ленинграда.
Отец приехал из поездки контуженным – поезд, на котором он возвращался домой, попал под бомбёжку в районе Мги. Отец успел выскочить из вагона, но его сшибло взрывной волной и засыпало землёй.
Наступила ночь, рядом никого живого, железнодорожный персонал для восстановления путей так и не появился. Утром мимо проходили мужчина и женщина, услышали его слабый голос и откопали.
Голова кружилась, тошнило. Немного придя в себя, отец вернулся в свой вагон, взял документы, вещи и, преодолевая слабость, пешком направился к следующей станции. Он ещё не знал, что немцы перерезали железную дорогу и его поезд оказался последним. Через некоторое время отца, шагающего с чемоданом по шпалам, остановил красноармейский дозор и препроводил в штаб. Перед тем как отпустить, его долго проверял суровый особист[7] в фуражке с синим околышем и стальными зрачками.
Война оказалась вовсе не весёлой игрой, она вползала в судьбы и семьи.
Старшеклассников из школы Максима, соседей по двору (Алика из квартиры напротив, вихрастого Степана, задиравшего подол девчонкам) и ребят из офицерского общежития на Артиллерийской – всех, кому исполнилось шестнадцать, – отправили на строительство оборонительных сооружений на Лужском рубеже, под Гатчиной и Колпино.
Максим со сверстниками надолго уходил на станцию Рыбацкое – на Сахалин, как они говорили, – встречать и провожать воинские поезда. Пока всё казалось им развлечением, будто в книге с приключениями или в рассказах Гайдара про Мальчиша-Кибальчиша.
Только вот, в отличие от рассказов Гайдара, сразу после начала войны объявили об обязательной светомаскировке: в городе не должно быть светящихся окон, на ночной улице – фонарей. Всё могло стать сигналом и мишенью для вражеской авиации. Максим удивлялся: немецкие самолёты никогда не доберутся до Ленинграда – зачем тогда нужна светомаскировка?