Мужчина не моей мечты - стр. 61
Стиснула зубы, досчитала до пяти — до трех показалось мало — и медленно открыла глаза.
— Доброе утро, ваша светлость, — произнесла спокойно. Скользнула взглядом по ладони Истель, лежащей на сгибе локтя Саллера и, чуть склонив голову, поприветствовала: — Здравствуйте, маркиза.
— Лорд Ольес, леди, — нежно пропела девушка, — сегодня чудесная погода, не правда ли? Как хорошо, что у его светлости нашлось время пригласить меня на прогулку…
Два дня отсутствовал, только приехал, даже к кузену не зашел, а ее уже успел пригласить. Ну-ну…
— Я так рада, — продолжало щебетать небесное создание. — Просто преступление в такой день сидеть взаперти…
Так и не сидела бы. Бери служанку, если герцогиня выходить не хочет, и вперед. Кто мешает?
Тем временем Истель, посчитав, что правила вежливости соблюдены и больше можно не расшаркиваться, осторожно потянула своего спутника за руку, предлагая идти дальше. Саллер накрыл ее кисть своей, слегка сжал, удерживая на месте, и улыбнулся — мягко, доброжелательно. Так, как, черт возьми, никогда не улыбался мне.
Да… порвать на ленточки… На аккуратные, очень длинные ленточки. Обоих…
Подушечки пальцев закололо от предвкушения, и я, испугавшись собственных эмоций, покрепче вцепилась в книгу.
После «пробуждения» Ольеса поведение мэссера разительно изменилось. Он больше не набрасывался с обвинениями, не прожигал странными взглядами, не требовал объяснений — он меня вообще перестал замечать. Подчеркнуто официально здоровался при редких встречах, одаривал мимолетным взглядом и быстро уходил. Даже графа старался навещать в мое отсутствие. Иногда казалось, что меня намеренно и очень упорно избегают.
Зато к юной маркизе, которая продолжала вместе с герцогиней и ее сестрой гостить в имении, он проявлял просто-таки повышенное внимание. Истель частенько, победно сверкая глазами, делилась тем, как они с милордом гуляли… посетили… любовались… А еще он — вы только представьте! — обещал показать…
Они с Дальмирой выразительно переглядывались. Я злилась. И только Аниаш, погруженная в размышления о Трэе, никак не реагировала на этот восторженный лепет. Ее не интересовали разговоры, которые не крутились вокруг ее драгоценного Пипи. Зато о сыне она готова была болтать бесконечно. Вспоминать, поучать, делиться опытом. И — кто бы сомневался — ее любимым собеседником неизменно оказывалась именно я.
— Мири, запомни, мой Пипи... ой, прости, дорогая... наш Пипи... привык на ночь пить теплое молочко… Да-да... я всегда лично спускалась на кухню за стаканом молока и медовым пряником…
— Наш Пипи так похудел… так похудел… а ты до сих пор не заказала устриц. Что за безответственность?..
— Рэм сказал, что вам скоро выделят общие покои. Это правда? Я рада, что наш Пипи выздоравливает. Мэарин, имей в виду, он так сладко спит всегда, так крепко, не забывай время от времени расправлять простынку. А то мальчику будет неудобно…
Надеюсь, она не явится проверять, а то получится как в старом анекдоте: «Мама, перестаньте приходить каждую ночь и укрывать меня одеялом. Вы раскрываете мою жену».
Об отъезде дамы не заговаривали, хотя «муж» уже встал на ноги и надобность в компаньонке отпала. Видимо, герцог передумал их отсылать, вовсю наслаждаясь обществом новой кандидатки в невесты. Рассмотрел и, так сказать, проникся.