Музей воды. Венецианский дневник эпохи Твиттера - стр. 22

…он же «добавочно подстраховался», постучав в ворота не на рассвете, как планировал, но практически «в рабочий полдень», изнывая на пустом берегу все это бесконечно тянущееся утро, отчетливо понимая, что не может, не должен нарушить покой неизвестных венецианцев. И чем дальше Алистер скучал, отвлекая себя от голода и жажды, тем отчетливее понималось, что решиться на вторжение попросту невозможно.

Голод подвел. Голод становится невыносимым, а мимо острова ничего так и не проплывает. То есть вообще ничего. Чтобы можно было замахать руками, разжечь костер для «привлечения внимания» (не из чего), закричать что есть мочи.

Есть захотел, как начало припекать, вот и ломанулся, как с обрыва в воду, на счет «три – два – раз», зажмурившись, на всякий случай, тук-тук-тук.

Тишина. Тогда снова тук-тук-тук. И снова молчок, глубокий, как обморок. Тук-тук-тук… Пока не начнется за стеной какой-то шорох, какое-то движение, слушать его – как вены отворить, обливая сердце кровью, а лоб – крупным, с град, потом.

Человек в футляре. Мгновенно оценивший иронию судьбы.

– Ты?

Скривил тонкие, почти отсутствующие губы. Алистер-то его еще мгновением раньше узнал, но намеренно притормозил реакции, чтобы выказать себя деревяннее, чем он есть на самом деле. На всякий случай. Улыбаться глупо.

Я, что тут еще скажешь? Я, что за странное слово? И сказать-то нечего. Приходится молчать, вместо того чтобы попытаться выровнять ситуацию. Впрочем, можно ли изменить то, чего нет?

Или все-таки есть. Тем более что, выдержав паузу, хозяин брякнул странное:

– Я так и знал, что это ты.

Ждал, что ли? Откуда же мог знать?

Поняв, что брякнул что-то непонятное, добавил, разъясняя:

– Ну, или кто-то типа тебя. Пришелец в твоем роде.

Алистер и зацепился за это объяснение как за приглашение к разговору: раз захотел быть понятным, значит, можно вмешаться. Поддержать. Продолжить.

– Сам в шоке.

В смирении и удивлении, отчего это хозяин территории воспринимает неурочный визит как данность. Заинтригованный непредсказуемостью реакций.

– Ну, проходи, раз зашел.

А эта реплика смущает еще больше. Точно участвуешь в чужом спектакле. Точно хотел навязать кому-то свою ситуацию, а так выходит, что это тебя втягивают в чужую. Почти мгновенно переигрывают, что немудрено, так как сила-то не на твоей стороне.

А Человек в футляре уже сторонится, пропуская к двери в дом.

Но решил выдержать (кино)стиль до конца. Оттянуть момент «разоблачения истинных мотивов». Вместо того чтобы пуститься в разъяснения, молча прошел через двор, направившись к центральному входу. Симпатичный особняк. Не отказался бы.

– Руки где у вас помыть?

– Ну, ты молодец, – поощряет хозяин, – сориентировался сразу. Налево. Обувь можешь не снимать. Чего уж стесняться, когда уже вторгся.

– Можно подумать, ждал? – Тщательно избегая «ты» и «вы», чтоб ненароком не перейти еще одну границу.

– А оно мне надо? – Футляр демонстративно ответил вопросом на вопрос, как бы показывая, что конвенции вежливости не действуют, они – пустой звук, которого нужно избегать. Предлагая, таким образом, что ли, только насыщенное общение?

Хорошо еще, что в гостевом сортире первого этажа, закрыв за собой дверь, можно перевести дух, мысленно синхронизировав развитие ситуации с собственными выкладками. А еще – ухмыльнуться зеркалу, фиксирующему, как быстро ты стал бессовестным интриганом, вторгшимся на чужую территорию.