Мушкетеры. Том 1. Провинциал, о котором заговорил Париж - стр. 9

Предложение хозяина пришлось как нельзя более кстати, ибо прекрасно отвечало его собственным планам. Явиться в Париж в сопровождении слуги означало бы подняться в глазах окружающих, да и в собственных, на некую ступень…

– Имею, ваша светлость, – заторопился хозяин. – У меня тут прижился один расторопный малый, которого я бы вам с превеликой охотой рекомендовал. Право слово, из него выйдет толковый слуга, вот только сейчас у него в жизни определенно наступила полоса неудач…

Он так многозначительно гримасничал, что д’Артаньян, начиная кое-что понимать, осведомился:

– Он вам много уже задолжал?

– Не особенно, но все же… Два экю…

Ощутив некое внутреннее неудобство, но не колеблясь, д’Артаньян решительно вынул из кошелька две монеты и царственным жестом протянул их хозяину:

– Считайте, что он вам более не должен, любезный. Пришлите его ко мне сию минуту.

Его невеликие капиталы таяли, но сейчас были вещи и поважнее тощавшего на глазах кошелька… Хозяин, выскочив за дверь, почти тут же проворно вернулся в сопровождении невысокого малого, одетого горожанином средней руки, с лицом живым и смышленым. На д’Артаньяна он взирал со всем возможным почтением. Тот, надо сказать, представления не имел, как нанимают прислугу. На его памяти в родительском доме такого попросту не случалось, те немногие слуги, что имелись в доме, были взяты на место еще до его рождения и всегда казались д’Артаньяну столь же неотъемлемой принадлежностью захудалого имения, как высохший ров и обветшавшие конюшни. Однако он, не желая ударить в грязь лицом, приосанился, сделал значительное лицо и милостиво спросил:

– Как тебя зовут, любезный?

– Планше.

– Ну что ж, это легко запомнить… – проворчал д’Артаньян с видом истинного барина, для которого нанимать слугу было столь же привычно и естественно, как надевать шляпу. – Есть у тебя какие-нибудь рекомендации?

– Никаких, ваша милость, – удрученно ответил малый. – Потому что и не приходилось пока что быть в услужении.

Д’Артаньян подумал, что они находятся в одинаковом положении: этот малый никогда не нанимался в слуги, а сам он никогда слуг не нанимал. Однако не желая показать свою неопытность в подобных делах, он с задумчивым видом покачал головой и проворчал:

– Нельзя сказать, что это говорит в твою пользу…

– Ваша милость, испытайте меня, и я буду стараться! – воскликнул Планше. – Честное слово!

– Ну что ж, посмотрим, посмотрим… – процедил д’Артаньян с той интонацией, какая, по его мнению, была в данном случае уместна. – Чем же ты, в таком случае, занимался?

– Готовился стать мельником, ваша милость. Так уж получилось, что я родом из Нима…

– Гугенотское гнездо… – довольно явственно пробормотал хозяин.

– Ага, вот именно, – живо подтвердил Планше. – Доброму католику там, пожалуй что, и неуютно. Вот взять хотя бы моего дядю… Он, изволите ли знать, ваша милость, поневоле притворялся гугенотом, так уж вышло, куда прикажете деваться трактирщику, если ходят к нему в основном и главным образом гугеноты? Вот он и притворялся, как мог. А потом, когда он умер и выяснилось, что все эти годы он был добрым католиком, гугеноты его выкопали из могилы, привязали за ногу веревкой и проволокли по улицам, а потом сожгли на площади.

– Черт возьми! – искренне воскликнул д’Артаньян. – Куда же, в таком случае, смотрели местные власти?