Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004 - стр. 62

09.03.

Приходит сейчас девочка Лунет и говорит:

– Там тебя один парень зовет. Выйди!

Я очень удивилась и, конечно, не поверила. Спрашиваю:

– Какой еще парень?

Лунет отвечает:

– Я его не знаю.

Закрыла свою дверь. Наверное, это те парни, что уже ломились.

Все же я надеялась, что тогда кто-то из знакомых баловался, а оказывается, все куда хуже, чем я предполагала. Эти люди подослали Лунет, глупенькую сплетницу. Значит, хотят меня выманить.

Я приникла к двери и услышала их разговор с ней. Они спрашивали о моей маме: когда она приходит с рынка? Бывает ли дома мой отчим-чеченец? Когда кто-то из наших соседей начал спускаться с верхних этажей и загремел ведрами, парни мгновенно смылись, попрощавшись с Лунет. По голосам их было четыре-пять. Они взрослые.

Уже был случай в доме напротив, когда подослали соседа к другим соседям (русским). Тот постучал в дверь. Русские соседи открыли. Сосед-чеченец ушел к себе, а вооруженные люди ворвались, решив всех убить.

Потом напишу подробнее.

Опять приходила Лунет. Я посмотрела в глазок – рядом с ней никого. Открыла дверь. Лунет рассказала, что несколько взрослых парней уже четыре дня ходят в наш двор. Ищут меня! Говорят, что знают – я без отца и русская (!), рассказывают, что я была шлюхой еще три года назад (то есть едва мне исполнилось девять лет!). Про мою маму говорят во дворе, что и она шлюха и пьяница.

– «Других русских просто не бывает!» – процитировала Лунет новых знакомых. – Они сказали, что, наверное, твоя мать по улицам пьяная валяется.

– Моя мать никогда не пьет спиртного. Оно у нас в доме под запретом, как страшный грех. Ты видела мою маму выпившей хоть раз?

– Нет! Не видела никогда. Но они сказали…

– Как же тебе не стыдно повторять за ними?

– Но они сказали, что твой отчим Руслан женат на чеченке, а с твоей мамой гуляет и он вам не защита. Если вас убивать, он не вступится! Они за ним следили, знают даже, что он подстригся недавно!

– Это ложь, как и все остальное! Никогда он не был женат ни на ком, кроме моей матери.

– Еще они ходили в твою школу номер пятьдесят, – не останавливалась Лунет. – Спрашивали, в каком ты классе.

Что за наглая ложь?!

Почему добивают последних русскоязычных людей?! И даже к нам, которые ходят в платках и у которых в роду кавказцы, – вяжутся! Поля

10.03.

11:45. Стучат в двери! Ломятся. Какие-то парни. Я одна дома. Ни мамы, ни отчима. Эти люди кричат:

– Открой! Ты же меня всегда запускала. Ты – русская собака!

Что мне делать? Мне страшно. Я не знаю, как быть. Я одна. Бьют ногами двери. Никто из соседей не выходит, хотя слышно на весь подъезд. У них может быть оружие. Мне так страшно.

Я пошла в ванную комнату. Когда российские военные стреляли по домам из пушек, мы сидели в ванной на низеньких старых санках с мамой, как на табуретке. Я села сейчас здесь и положила рядом нож. Но дверь трещит. Вдруг они ее сломают и ворвутся? Боже, что мне делать?

Их много.

12:50. Они ушли.

Я попросила соседок – тетю Марьям, что живет за стенкой, и тетю Тамару с четвертого этажа – выходить, если к нам придут выбивать двери. Хоть что-нибудь сказать. Но тетя Марьям ушла на базар «Березка».

– Если увижу, обязательно вступлюсь! – пообещала она.

А тетя Тамара, которая раньше с нами дружила, после того как в августе 1996 года убило ее сына, а дочку ранило снарядом с российского поста, теперь еле разговаривает. Мы как бы русские, а значит, как бы виноваты! Тамара не вступится, даже если будут убивать.