Мудрый король - стр. 53
– Отец отписал монахам надел? Как иначе вступить в монастырь? С пустыми руками туда не возьмут.
– Часть аллода[22] – вот взнос за него. Жану предстояло стать клириком, да не тут-то было. Церковь воспротивилась его телесным недостаткам. В самом деле, хорош окажется полуглухой, маленький и хромой служитель Церкви! А ведь ему полагалось часто появляться в миру. Да и негоже, чтобы у приближенных к Богу был смешной вид. Словом, Жана взяли лишь в монахи. Здесь не требуется особенных телесных совершенств: монах далек от мира. Кто увидит его? Только братия, в которой он окажется не последним уродом. Я встретился однажды со старым приятелем, который возвысился до сана аббата и получил в управление монастырь. Он рассказал, как, едва вошел в аббатство, остолбенел и чуть не потерял дар речи. Сборище хромых, слепых, одноруких и одноногих – вот что являли собой монахи. Не хватало только прокаженных.
– Что же новоиспеченный аббат? Разогнал всю эту шайку?
– Не посмел, ведь за каждого из этих увечных внесли хороший вклад в виде земельных угодий, виноградников, прудов, да и просто золота и серебра. Однако в дальнейшем он стал отказывать всяким пугалам и инвалидам, тем более что весть дошла до короля. Тот вначале посмеялся, а потом дал запрет.
– Запрет лишь этому аббатству или всем?
– Неизвестно. Только Жана взяли. Да и не такой уж он, если поглядеть, был урод.
– Ну а ты сам? С виду – полное совершенство. Тебе бы, рыцарь, биться на турнирах.
– Поначалу к тому и шло. Воспитывался и обучался я воинским и другим наукам в замке сеньора. Был пажом, потом оруженосцем. Когда стану рыцарем, знал лишь Господь. Помог случай. Дочь графа совершала ежедневные конные прогулки берегом озера. Не пропускала ни одной. Сопровождал ее небольшой отряд и два пажа. Одному из них нездоровилось в этот день, и граф отпустил меня вместо него. Пол-озера мы уже объехали, и тут на нас напали рутьеры. Как снег на голову, откуда только взялись. Десять их было, а нас восемь. Собственно, всего пять, два пажа да юная амазонка. Жестоко биться пришлось. Всадники – те, что напали, – в кольчугах, шлемах, без копий, правда, но с мечами. Рыцари – я сразу понял. Троих наших посекли и своих потеряли столько же. Стали подбираться к графине, мечтая захватить ее в плен, да только не учли, что хоть и молод я был, а хорошо владел мечом. Сеньор всегда отличал меня и ставил в пример. В общем, кинулся я на тех, что к девице подбирались. Зарубил одного, с другим схватился, а тут упал паж, что бился рядом. На меня налетел еще один всадник, мы с ним сцепились, и я его ранил. Он выронил меч, а я тем временем схватил под уздцы лошадь молодой графини и во весь дух помчался с ней к замку. Оглянулся и увидел погоню. Двое. Летят, машут мечами. Да не успели они. Замок уж рядом, и мост лежит надо рвом. По мосту этому отряд конных промчался – и туда, где кипело сражение. Дозорные с башни, как оказалось, дали сигнал, – озеро ведь недалеко и хорошо просматривалось сквозь негустую рощу. Вот после этого случая граф и посвятил меня в рыцари, подарив коня, меч и золотые шпоры.
– Дальше пошло, видимо, что-то не так, – произнесла Бьянка. – Как иначе ты стал монахом?
– Не по своей воле. Отец так захотел. Я, младший в семье, был у него самым любимым. Не знаю, почему так, только меня он боготворил. Целовал, молился, глядел, словно на лик Богоматери. Всегда был рядом, все мне дозволял, не то что старшим сыновьям. Говорил, одна я у него в жизни отрада, и никого не любил он и не любит так, как меня. А тут как узнал, что стал я рыцарем и собираюсь странствовать, лицом побелел, руками замахал, за сердце схватился. Сказал: убьют меня, умрет и он. Что же я, смерти его хочу? Нет, конечно же. Я тоже был очень привязан к отцу и сильно любил его. Не братьев, не мать, которая умерла от рук знахарки, а его. Наверное, это было ответом на его любовь. Как мог я после этого проявить непослушание?