Мудрость психики. Глубинная психология в век нейронаук - стр. 4
Парадоксально, но после возвращения к исполнению своего профессионального долга я утратила веру почти во все психологические теории. Тридцать лет обучения обратились в прах. Все эти, вычитанные в книгах блестящие идеи, законспектированные и репродуцированные в учебных курсах и статьях, – все теперь казалось бесполезным. Глубинная психология была моей большой интеллектуальной страстью. Теперь я чувствовала себя так, будто мне очистили жесткий диск, стерли все мои файлы. Было некое противоречие в том, что, утратив веру в психологические теории, я больше, чем когда-либо в жизни, ощущала потребность в психологическом инсайте. Я начала размышлять над тем, что именно изменилось для меня в теоретическом аспекте и в аспекте конкретного индивида. Я переосмыслила все, что, как мне казалось, я знала о психоанализе и психотерапии, о сердечных делах, о взрослении, о человеческой природе и любви.
Поэтому моя книга говорит двумя голосами. Один принадлежит терапевту, критически анализирующему свое поле деятельности и с теоретической точки зрения рассматривающему эволюцию своей отрасли. После 30 лет преподавания и практических занятий психологией с позиции разных подходов я оцениваю, какие идеи до сих пор кажутся полезными, а какие – мертвы. Какое будущее ждет глубинную психологию с учетом завоеваний нейронаук и фармакологии? Какие еще направления психологии могут возникнуть?
Второй голос звучит не столь отстраненно. Это куда менее уверенный голос обычного человека, рассказывающий об обычных переживаниях – о чувстве собственной неполноценности, о горе неудачи, о личном крахе и боли. Он вызван потребностью проверить все теории на своем личном опыте страдания, отказавшись от вознесенной над обычными людьми позиции профессора и терапевта. Это феноменологический взгляд, и потому он исключает объяснение на языке клинических терминов, уходит от медицинской модели и психодинамики в сторону литературы.
В первой главе я применяю этот феноменологически-литературно-имагинальный подход к собственному опыту погружения в темные воды Стикса. Отойдя от клинического стиля и начав пользоваться образами, я впервые ощутила свободу, которую несет отказ от привычного языка библии нашей профессии – Диагностико-статистического руководства по психическим заболеваниям (DSM)>1. Это настолько раскрепостило меня, что я задалась вопросом: а что, если бы на протяжении всей своей карьеры я писала бы истории болезней своих пациентов с таким же вниманием, какое я сейчас уделяю собственному опыту? Что, если бы я попыталась придать их случаям такое же мифопоэтическое качество? Может быть, при описании случаев стоит отказаться от клинических названий и оставлять только историю человека, не воспринимая ее как некий «случай»? Я заново записала некоторые инсайты моих пациентов (с их согласия) и привожу в книге то, что получилось в результате.
Чтобы жизнь продолжалась, психика нуждается в удовольствии, радости и чувстве зачарованности миром. Если человек испытывает острую боль, все это кажется невозможным. И тем не менее я считаю, что парадокс этот можно разрешить, если проходить через страдание, сохраняя любознательность и уважительное отношение пилигрима, путешествующего через подземное царство. Я уверена, что на следующей ступени эволюции психология будет меньше интересоваться патологией, предоставив это нейронаукам, и станет чем-то вроде философского обучения, способного подготовить личность к путешествию по стране радости и боли. Глубинная психология превратится в искусство жить, не тратя время попусту. Необходимость спуска в царство Аида составляет центральную идею глубинной психологии, и я хочу заново исследовать ее в своей книге.