Му-му. Бездна Кавказа - стр. 38
– Присаживайтесь. – Рука с тонкой полоской обручального кольца на безымянном пальце указала на свободный стул. Сыщик опустил газету, но от этого мало что изменилось: его лицо пряталось в тени абажура настольной лампы. – Итак?
– Я не представился по телефону, – усаживаясь, сказал Михаил. – Позвольте…
– В этом нет необходимости, – перебил сыщик. Он отложил на край стола свернутую газету и подался вперед, к свету. – Коман са ва, Мишель?
Даже пребывая в состоянии полного ошеломления, Шахов отметил, что сцена была разыграна с присущим Сергею Дорогину артистизмом. Эффект был тщательно рассчитан; Дорогин учел все, начиная от освещения и кончая тем обстоятельством, что в то лето, когда они виделись в последний раз, на «Мосфильме» снималась экранизация Дюма, и, хотя в кадре актеры разговаривали по-русски, вся съемочная группа перебрасывалась французскими словечками – «для создания атмосферы», как говорил режиссер. Картина так и не вышла на экраны, но сам съемочный процесс Михаилу запомнился крепко – наверное, потому, что это было последнее лето его детства. Взрослеть ему пришлось в Чечне, и по сравнению с той кровавой мясорубкой проведенные на съемочной площадке месяцы вспоминались, как добрая сказка. Лихой каскадер Дорогин был частью этой сказки, и, наверное, отчасти именно поэтому Михаил не сразу его узнал – идеализированный воображением образ с годами утратил мелкие конкретные детали, свойственные живому человеку.
– Как же так? – сказал Михаил, когда процесс рукопожатий, объятий и хлопков по плечам и спинам подошел к концу, и они снова уселись за столик. – Я слышал, что ты погиб!
– О, – усмехнулся Дорогин, – это был, пожалуй, самый сложный из моих трюков.
– Правда? А мне казалось, что после таких трюков люди меняют имя, а иногда даже внешность…
– Это было ни к чему. К тому времени, как я воскрес, все, кого этот факт мог бы заинтересовать, уже умерли. Такая вот, понимаешь ли, цепь трагических случайностей.
– Однако… Честное слово, мне тебя сам бог послал!
Произнеся эту фразу, Михаил Шахов немедленно задумался о том, насколько она соответствует действительности. Между молодым каскадером в кожаном колете и ботфортах, что лихо фехтовал на шпагах и прыгал с зубчатых стен в крепостные рвы, и владельцем частного сыскного агентства «Ольга» пролегла пропасть. И кто знает, какие тайны догнивали на ее дне? Вряд ли упоминание о «цепи трагических случайностей» было хвастливым враньем с целью набить себе цену; скорее всего, у Дорогина и впрямь имелось персональное кладбище, которому позавидовал бы любой практикующий хирург. Следовательно, отношения с законом у него, мягко говоря, натянутые – в прошлом были наверняка, а возможно, остались таковыми и по сей день. В конце концов, он ведь сидел, а зона – это такой университет, из стен которого мало кто выходит прежним, не изменившимся. Михаилу он запомнился как хороший человек, но большинство из нас хороши до тех пор, пока это выгодно. Времена тогда были совсем другие, да и как мог семнадцатилетний мальчишка понять, что в действительности скрывается за веселым дружелюбием взрослого человека, да к тому же каскадера, окруженного героическим ореолом своей мужественной профессии?
Словом, от того, что частный сыщик Дорогин оказался тем самым Сергеем Дорогиным, что некогда был для Михаила Шахова чуть ли не кумиром, мало что менялось – ну, разве что, как предположил Громозека, цена на его услуги, да и то вряд ли. А вот вопрос о том, насколько можно доверять частному сыщику, так и остался нерешенным.