Мозаика Парсифаля - стр. 77
– Не бойся, Навахо, мы потолкуем.
Но если Апачи готов предоставить необходимые сведения, зачем ему посторонняя защита? И почему он так охотно согласился на встречу в столь уединенном месте? Почему не предложил встретиться просто на улице или в кафе? Человек, уверенный в полезности сообщаемых им сведений, не заботится так о своей защите, как это сделал стратег.
Может быть, вместо разъяснения Вашингтон уготовил для него совсем иное послание?
Разделаться с ним? Прикончить?
«Я не говорю, что мы убьем вас. Вы живете не в такой стране… Но, с другой стороны, почему бы и нет?» – сказал Бейлор Браун, подполковник, связной разведки из посольства США в Риме.
В Вашингтоне, очевидно, приняли именно такое решение и послали в Рим убийцу высокой квалификации. Хейвелок отдавал должное талантам Огилви, но не уважал его как личность. Бывший агент принадлежал к тем людям, которые слишком легко оправдывали силовые методы работы и исповедовали взгляды, исключающие жалость в тех случаях, когда насилие являлось обоснованным. Коллеги-оперативники хорошо знали подобный тип людей. Огилви был убийцей и, постоянно испытывая потребность мстить, старался подавить в себе ярость, но мог скрыть ее от кого угодно, только не от тех, кто оказывался с ним рядом в условиях максимального стресса. Кто хоть раз работал с ним вместе, делал все, чтобы впредь избежать этого.
После Стамбула Майкл совершил нечто, абсолютно ему не свойственное. Встретился с Энтони Мэттиасом и посоветовал убрать Огилви с оперативной работы, поскольку тот опасен для дела. Майкл был готов выступить перед стратегами на закрытом заседании, но Мэттиас, как всегда, нашел менее болезненный способ разрешить непростую ситуацию. Огилви был настоящий эксперт, очень немногие имели такой опыт проведения тайных операций. Государственный секретарь распорядился поднять его по служебной лестнице. Огилви сам стал разрабатывать стратегию.
В настоящее время Мэттиас находился вне Вашингтона, и мысль об этом не утешала. Ведь решения зачастую принимаются без достаточной проработки только потому, что человек, способный потребовать более глубокого анализа, оказывается вне досягаемости. Необходимость быстро реагировать в условиях возникшего кризиса часто толкает на не до конца обдуманные действия.
Вот оно, подумал Хейвелок, когда его взгляд зацепился за фигуру человека на поросшем зеленью склоне за правой стеной убежища Домициана. Это был тот самый мужчина, который вместе с женщиной выходил из ювелирного магазина рядом с отелем «Эксельсиор», тот, что сопровождал Огилви. Майкл посмотрел налево, там, как он и ожидал, оказалась женщина. Она стояла на ступенях древних бань, держа в левой руке альбом для эскизов. Но в ее правой руке не было карандаша – она лежала за лацканом габардинового жакета. Хейвелок перевел взгляд на мужчину справа. Тот уже сидел на земле, вытянув ноги. На его коленях лежала раскрытая книга, ни дать ни взять – римлянин, выкроивший часок для отдыха и спокойного чтения. По странному совпадению рука его тоже находилась у лацкана грубого твидового пиджака. Эти двое, несомненно, поддерживали радиосвязь, и Майкл знал точно, на каком языке идут переговоры. На итальянском.
Итальянцы. Никаких чиновников из посольства, никаких сотрудников ЦРУ, ни Бейлора и вообще ни одного американца. Огилви будет единственным. Все сходится как нельзя лучше: американский персонал устранен от проведения операции, чтобы не было опасных свидетелей. Используются только местные агенты, которые будут молчать при любых обстоятельствах или которых можно заставить замолчать. Итак, его хотят убить.