Моя. Я так решил - стр. 4
Меня они терпят.
Вынуждены.
Прекрасно знают о моем отношении к их женщине, злятся, ревнуют, бесятся. Но сделать ничего не могут.
В свое время я им нехило помог, хотя, естественно, сделал это не столько для них, сколько для моей Маси.
И вот теперь…
Теперь я у них что-то вроде домашнего питомца. И не нравится, и проблем доставляет много… И никуда не денешь, мы в ответе за тех, кого приручили… Приходится терпеть…
– Тебе идет беременность, – продолжаю я, игнорируя недовольное рычание Егеря, – сказали, кто будет?
– Да, – она светло улыбается, и сердце у меня останавливается от этой улыбки. А еще – от того, как она руку на живот кладет, – мальчик…
– Поздравляю…
– Спасибо, Борь, – серьёзно кивает она и продолжает, – уходи оттуда, пожалуйста. Я переживаю за тебя. Я… Мне будет очень тревожно, если ты… там задержишься…
Вот никого не послушал бы. Любого бы нахер послал. А ее – не могу. Она беременная. Ей нельзя волноваться.
– Хорошо, Мась, – киваю серьезно, – сейчас допью и пойду.
– Спасибо, Борюсь, – улыбается она снова, и у меня перед глазами все плывет.
Отключаюсь, пытаясь проморгаться, не получается…
Черт, похоже, надрался все же…
Затем в голове становится совсем тяжко. Словно в кисель ее опускаю.
И наступает темнота.
В себя прихожу от яркого солнечного света, прицельно бьющего прямо в глаза, и это больно.
Во рту – погано настолько, насколько может быть, если переберешь мерзкого пойла на голодный желудок.
И что-то сильно беспокоит. Кроме тошноты, головной боли и рези в глазах. Эти-то ощущения вполне знакомы, они нихера не беспокоят…
Нет. Что-то еще…
Кто-то меня касается острожно. Трогает. За лицо…
Черт, да чего такое-то?
Кошка, что ли, трется?
Приоткрываю один глаз, голову тут же простреливает дичайшей болью, от которой чуть опять в обморок не грохаюсь.
Но тихий умоляющий голос:
– Не спи, ну пожалуйста… Не спи… – заставляет все же удержаться на поверхности.
С трудом сглатываю горький сухой комок в горле, от которого чуть было не начинает выворачивать проглоченной накануне дрянью.
Но терплю.
Надо же… Я вчера, получается, нажрался все же так, что припер в номер бабу… Надо ее выпроводить. А потом уже с белым другом всласть пообниматься. Это как-то лучше без посторонних делается. Душевнее выходит.
Слепо отмахиваюсь от назойливой руки, а уже понятно, что баба меня гладит по лицу. За каким-то хером. Может, на продолжение ночи надеется? Если да, то я вообще красавчик. Явно что-то смог, несмотря на конскую дозу спиртного…
Переваливаюсь набок, так и не раскрывая глаз. Хриплю:
– Воды дай…
Мне тут же суют под нос стакан. Почему-то железный… Странно, но плевать.
Жадно пью теплую, мерзкую на вкус воду, от которой поднимается муть в животе и глазах.
Нихера себе, я нажрался…
Надеюсь, никого не убил…
Все остальное можно пережить…
Разлепляю чуть ли не пальцами веки, с удивлением смотрю на забранное решеткой окно. Так. Походу, мои выводы неверные в корне.
Я кого-то вчера убил. Иначе, с какого хера в тюряге?
– Эй… – голос раздается сбоку неожиданно. Я как-то позабыл, что тут еще и баба… Откуда, бляха? Разворачиваюсь со скрипом, всем телом, не рискуя вертеть головой, чтоб не вырубиться опять, и замираю, глупо тараща воспаленные глаза.
Похоже, выводы про тюрьму тоже в корне неверные.
Потому что откуда в тюрьме взяться ангелу?