Моя в наказание - стр. 40
Молю Аллаха, чтобы хотя бы это не придумала и Айдар действительно был готов.
Уже не к запаху детской неожиданности, бессонным ночам, коликам и режущимся зубкам, это все мы с Сафиком пережили. Но просто любить ее так сильно, как она заслуживает. И как она полюбит его. Ох…
Я изо всех сил борюсь с ревностью. Заверяю себя, что их взаимная любовь меня третьей лишней не сделает. Просто мой ребенок станет счастливее. А я…
А мне на душе будет легче. Сначала нет, конечно, но потом…
Как бы там ни было, ложь лежала на душе тяжелым камнем. Не знаю, как несла бы ее всю жизнь. Должна радоваться, что могу сбросить уже сейчас.
А еще не должна ему перечить. Спорить с ним. Пререкаться.
Я прислушалась к Лейле. Хочу верить, именно этот путь и угоден Аллаху.
Слышу, что носившаяся по коридору Сафи затихает. Напрягаюсь. Дальше слышу уже кашель. Вздыхаю.
– Кызым, беги сюда, – зову ее, а сама по-быстрому закрываю янтык с бананами и нутеллой – наше с дочкой изобретение. Снова протираю руки и иду за прописанным малышке сиропом.
Сафи легко переболела после нашего возвращения из Италии. Обратная акклиматизация. Но кашель, чтоб его, остался. Мы несколько раз слушались. Легкие чистые. Но эти звуки мне душу разрывают.
Сафи послушно залетает в кухню. Видит меня с сиропом и ложкой. Кривится, хоть он и сладкий.
Маню ее пальцем и приседаю.
– Мамуль, я уже не кашляю, – разводит ручками.
– Ага, я слышу. Лето, ханым. Нельзя болеть. Так что рот открывай.
Вздыхает, но не спорит. Глотает, скривившись. А я даже не знаю – смеяться или ругаться. Избаловала я ее.
Только мне за это ни капельки не стыдно. Я понятия не имею, как сложится ее жизнь. Молюсь, чтобы счастливо. Но это зависит больше от Аллаха, чем от меня. Поэтому пока он дает – дарю ей счастливое детство.
Отставляю сироп, тянусь к пухлой щечке. Тону в зеленых-зеленых глазах. Сердце в клочья опять. Люблю ее так сильно, что умереть готова.
А еще думаю: он как ее узнал? По глазам? Свое в ней нашел или мое?
А хочет себе: свое вернуть или мое забрать?
Сафие тоже тянется. Трогает меня. Обводит губы. Брови. Я закрываю глаза – гладит по ресницам. Смеется, потому что они дрожат. Я распахиваю – опять смеется.
– Ты кр-р-расивая такая, анне… Ни у одной девочки такой красивой мамы нет.
От дочкиного признания у меня грудная клетка взрывается миллионом фейерверков. И дело не в том, что считает красивой. А в том, сколько восторга в глазах. Сколько доверия.
Не стоило бы, но хватаю ее на руки и кручу. Подбросить не смогу – слабачка, но и так вызываю смех.
Крутимся, а потом, запыхавшись, тормозим. Я сажусь на высокий стул, Сафи снова тянется к моему лицу. Гладит по бровям, вискам, волосам.
– Я такой же буду потом? – Спрашивает с надеждой.
– Лучше, кызым.
– И замуж меня красивый бей возьмет? – Тема меня уже будоражит, пусть и понимаю, что когда еще это будет?
– Самый красивый, кызым. Но нам не только красивый нужен. Нам достойный нужен. Верный. Честный. Смелый. – Каждый раз ей эти качества перечисляю, чтобы не ошиблась однажды, как я в Мите.
– Как мой бабасы был?
Я должна ответить дежурное: "как твой бабасы", но слова застревают в горле. Прокашливаюсь. Киваю просто. Увожу глаза в сторону. От собственного ребенка, господи…
– Да. Как твой бабасы.
Вздыхает.
– Жалко, что он в рай ушел…