Моя сумасшедшая - стр. 40
– И как тебе?
– Еще не знаю. Не въехал. Похоже на короткометражки фон Триера. Сплошная мизантропия.
– Кто такой фон Триер? Немец?
– Ах, да, извините. Ну это потом, гораздо позже. Вы все равно не доживете. Киношник, датчанин… сложно объяснить. У нас теперь все иначе, другие фишки. Так вы и в самом деле тот самый Хорунжий?
– Фишки?
– Ну. У него там такая себе фирменная безнадега. Игры с живыми людьми, и прочее в том же духе. Примерно как у вас, но он тоже не въезжает. Это ведь совсем не важно.
– А что важно?
– Главное, – он на мгновение оторвал от уха странный предмет и взглянул в крохотное оконце на нем – именно оттуда сочился потусторонний свет, – в том, чтобы относиться к своей персональной реальности так, будто создаешь мир самостоятельно. Но нельзя, чтобы кто-нибудь это заметил. Тогда все.
– Все?
– Да. Тогда ты лопухнулся. То есть проиграл.
– Послушай, – сказал я, – что-то я не понимаю. Откуда ты знаешь, что я не…
– Нет, – мгновенно возразил он. – Не надо. Сейчас это вам ни к чему. Лучше что-нибудь другое. Например, про Святые ворота, хотя к вашей персональной реальности это и не относится. Кто-то же должен знать.
– Святые ворота? Где это?
– Неправильно. Вы должны спросить как спросить. Потому что сам я ответить не сумею.
– Я не понимаю, – последние слова я, помимо воли, произнес вслух.
Официант принес потный графинчик, и Сильвестр тут же потянулся к нему, не дожидаясь, пока подадут закуски.
– Чего тут не понять? – ухмыльнулся мой приятель, наполняя рюмки. – Две, не больше, потом супчику погорячее, – все как рукой снимет. И не убивайся ты так, Георгиевич. Есть Бог – подавятся, псы, кол им в пасть.
Я кивнул, продолжая одновременно видеть и Мальчика, и гладко выбритое, по-мужски красивое лицо Сильвестра, капризный излом пухлых губ этого баловня женщин, густую волну светло-русых волос с первой сединой и озабоченные глаза, дальше – пятна на салфетке, переброшенной через локоть прихрамывающего официанта, его косо стоптанные, в трещинах, башмаки, и весь ресторанный зал с низковатыми, недавно выбеленными потолками. В дальнем углу загульная компания во главе с заезжим киевлянином Нео Базлсом второй день пропивала аванс за сценарий для кинофабрики. И все они существовали в одном измерении.
Что-то здесь было не так.
– Хорошо, – сказал я Мальчику, и эхо тут же подхватило: «Ош-шо-о!». – Ладно. А кто знает, как спросить?
– Вы. Вам ведь приходилось в детстве летать во сне? Просто так, по собственному желанию?
– Откуда ты взял?
– Какая разница. Взял, и все. Все летают, кроме полных отморозков. Там было три вещи, вы сами об этом писали. Или напишете.
– Я не помню. Ничего такого я не писал.
– Нужно вспомнить. Без этого ничего не получится.
Я прикрыл глаза. Раз со мной происходят такие вещи, плохи мои дела.
– Худо? – участливо спросил Сильвестр. – Тогда все-таки выпей. Главное – мера! – его палец назидательно взлетел к потолку, хотя говорил он без особой убежденности.
– Серая шерсть, – пробормотал я. – Солдатское одеяло, кажется. И еще полынь на полу, от блох. Чтобы пахло, да… Еще нужно было сказать…
– Ну вот, – возбужденно проговорил Мальчик. – А вы: не помню! Такое всякий запомнит.
– Какая еще шерсть? – теперь уже по-настоящему испугался Сильвестр. – Блохи-то тут при чем? Ты в себе, Георгиевич? Может, к доктору?