Моя няня - стр. 5

– Нелепые аристократские замашки, – звучит в ушах голос отца, хриплый, странно звучный, будто

в трубу кто насыпал песка. Вроде всё слышно, но при этом есть ощущение фальши и

неправильности. – Варят кофе бездельники и гурманы, как твоя мать.

С матерью они разошлись, когда Виолетте было тринадцать. Это официально. А разлад пошёл на

пять лет раньше. Художник, дитя свободы и сторонник временных заработков так и не смог

научиться жить в семье, воспринимая себя её частью. Было вообще удивительно, как они жили

вместе до этого. Отец, Сергей Викторович Белянцев, не способен был говорить вместо «я» – мы,

вставать по утрам, ходить каждый день на работу и следовать заученным правилам. Остальное –

пыль, мелочи жизни. Поэтому вареный кофе был ему непонятен.

Виолетта сняла турку и перелила напиток в чашку. За окном кто-то пронзительно взвизгнул, рука

дрогнула, коричневая ароматная жидкость полилась на светлый пластик стола. Она ругнулась,

ухватила первую попавшуюся под руку тряпку и принялась вытирать. У отца было всегда так же.

Не пролить, не разбить у него не получалось. Обязательно случалось что-то такое, что потом

приводило к скандалу. В нём обычно победительницей выходила мать. Отец, поджав губы, уходил

к себе в комнату и закрывался, не желая никого слышать. После этого они могли не разговаривать

несколько дней. Хуже всего в это время было то, что про Виолетту оба словно забывали. Такие дни

казались серыми и блеклыми, а по ночам приходило чудовище. Оно почему-то пахло сиренью,

сладостями и… страхом. Среди темноты не получалось его разглядеть, однако Виолетта очень

хорошо знала, что чудовище рядом. Оно дышало на ухо, от этого было тепло и щекотно, но по

позвоночнику ползли мурашки, и хотелось кричать. Только нельзя было размыкать губ, иначе

чудовище метнется сгустком тьмы вперёд, войдёт в глаза, оплетёт с ног до головы и утянет за

собой. Куда – Виолетта не знала и не пыталась узнать. Играть в молчанку с чудовищем было

страшно, но правильно. Каждый вёл свою партию, зная, что второй не нарушит правил.

Виолетта всегда хотела, чтобы бесшумно открылась дверь, и в комнату вошла мать. Или отец. А

чудовище, испугавшись взрослых и света, рассеялось, как чёрная пыль. Но никто не приходил.

Тишина в доме била по нервам, оглушала бешеным стуком собственного сердца.

Виолетта иногда беззвучно плакала, но не смела выйти сама. Нельзя. Чудовище будет против, оно

хочет играть. От запаха сирени становилось дурно, желудок делал кульбит, тошнота подбиралась к

горлу, а перед глазами появлялись цветные тени. Что было потом – она не помнила, просто

просыпалась утром. С лучами солнца кошмары таяли, рассказывать о них было боязно. Мать в

мистику не верила, могла жестоко засмеять, а отцу, кажется, было абсолютно всё равно.

Потом чудовище ушло, исчезло быстро и бесшумно, как надоедливый сосед, который вдруг решил

сменить квартиру. Скучать никто не будет, но и совсем забыть не сумеют.

Виолетта привела в порядок стол и принялась за кофе. Он уже подостыл, поэтому можно было

насладиться напитком не обжигаясь.

Она присела на диван. Кухня была обставлена неплохой мебелью даже по столичным меркам.

Зарплата позволяла приобретать хорошие вещи, но никак не людей. Виолетта невольно

задумалась, пытаясь понять, почему вспомнилось чудовище из ночных кошмаров. Да и как оно