Моя новая маска - стр. 11
Совершенно обалдев от этого потока имен, отрицательно помотала головой – я не понимала вообще ничего. Берта от досады аж всплеснула руками и затараторила дальше.
Пробираясь через дебри её трескотни, удивляясь в душе, как такая солидная тётка могла оказаться такой матёрой сплетницей, я выяснила следующее – трок Валим присутствовал при смерти моих родителей и, сразу после того, как обезображенные тела повезли к храму, вернулся домой, велел заложить двуколку и до вечера разъезжал по делам.
Разъезжал он по делам и на следующий день. И эти дела касались непосредственно меня – ушлый купец скупил долговые расписки родителей, а сейчас, по мнению Берты, пришёл сватать меня за своего старшего сына.
— Это, конечно, наглость несусветная! Мыслимо ли дело, урождённую кёрст – за купеческого сына… Он, конечно, вам не ровня, кёрст Элен… Да и матушка его, признаться, больно скандальная… Только ведь у вас, кёрст Элен, и выбора-то особо нет. Кто же ещё о вас позаботится?
Всё это время глазки Берты жадно бегали по моему лицу. Она явно ожидала каких-то эмоций, может быть слёз, а может быть даже и истерики, но держать покерфейс я научилась давным-давно, ещё в своём детстве. Похоже, Берта была разочарована, не получив желаемого.
— Спасибо, Берта.
Я чувствовала пустоту и растерянность – мне отчаянно не хватало информации. Но не сплетен, которые восторженно вывалила мне Берта, а чёткого понимания местных реалий и законов. Могут ли меня отдать замуж насильно? Мне нужна была небольшая передышка.
— Берта, будь добра, подай троку Валиму чего-нибудь выпить и попроси Линка зайти сюда.
Берта недовольной баржей выплыла из комнаты, а в дверь, робко поцарапавшись, просочился тот самый «брат».
— Садись, Линк.
Он довольно робко сел на край стула и, глядя мне в лицо, спросил:
— Элен, а ты совсем-совсем ничего не помнишь?
Я чуть поморщилась. Вопрос не из приятных, но нужно отвечать честно:
— Совсем не помню. Поэтому расскажи мне, что сможешь.
Мальчик потупился, неуверенно пожал хрупкими плечами и сказал:
— Ну, спрашивай…
Я задавала вопросы, и в голове складывалась пусть ещё неполная, но достаточно яркая картинка.
Пьющий, истеричный отец, который ради поддержания городского образа жизни и «чести семьи» одно за другим продал три принадлежащих ему села и наотрез отказался продавать городской особняк, утверждая, что не пристало высокородному кёрсту прозябать в деревне. Даже Линк помнил, как ещё три года назад в доме было шесть человек прислуги и собственный выезд, у него был личный гувернёр и дважды в день приходили учителя. А кучер, хоть и не жил в доме, но ухаживал за двумя красивыми кобылками серой масти, а в остальное время занимался садом возле дома.
— Даже к тебе приходили учителя, Элен. И бина Дельм танцевать учила, и бина Пист грамоту преподавала.
Линк был ещё слишком мал, чтобы понять, что именно случилось тогда, но, в один далеко не прекрасный момент, в доме появились «чёрные люди» – я так поняла, что это что-то вроде судебных исполнителей или чиновников – именно тогда вывезли фамильное серебро, картины, матушкин клавесин и ковры.
После этого рассчитали всю прислугу, и хрупкая кёрста Марион взвалила на себя уход за семьёй. Какие-то деньги у отца ещё оставались, но он почти беспробудно пил, шпынял жену за отсутствие нормальной еды и совсем не разговаривал с детьми. В общем-то, картина была хоть и безрадостная, но абсолютно понятная.