Моя Нирвана - стр. 9
— 18 августа.
— Сынок, надо съездить…
— Да, мам, я помню. Съезжу.
— Не забудь цветы.
— Не забуду. Тюльпаны.
— Да, и обязательно постой чуть-чуть на могиле. Не уходи сразу. А то я тебя знаю.
— Мама, я все сделаю, как надо, не переживай.
— Хорошо, Миша, поезжай уже.
Целую маму в щеку и выхожу из палаты. Я останавливаюсь у своего мотоцикла возле больницы, но не сажусь сразу уезжать, а стою немного, чтобы привести мысли в порядок. Прикуриваю сигарету.
Как же я ненавижу 18 августа. Каждый год в этот день мать таскает меня на кладбище к какой-то незнакомой мне женщине. Она была лучшей подругой родительницы и крестила меня, но я ее не помню. 18 августа у нее день рождения, и каждый год в этот день мама под руку со мной приходила на ее могилу, возлагала букет тюльпанов и сидела в задумчивости, глядя на надгробный камень.
А я каждый раз не знал, куда себя деть. Сокрушаться из-за смерти незнакомой мне женщины, я не мог. Но вроде как она была маминой подругой, и для родительницы это важно, поэтому я стоял рядом с ней и делал вид, что тоже скорблю.
И хоть на самом деле я никогда не грустил, но на целый день настроение оставалось гадким. Я не могу описать это словами. Просто, когда мы возвращались домой, я заходил в свою комнату, закрывался там на целый день и вообще не выходил. Лежал на кровати и тупо смотрел в потолок. На душе скребли кошки.
Какая-то незнакомая мне женщина погибла много лет назад, и по причине того, что она была маминой подругой и крестила меня, мы каждый год таскаемся к ней на кладбище. И вроде мне не должно быть до этого дела, но, блин, каждый раз после этих походов на могилу меня выворачивает наизнанку.
И вот сегодня я должен поехать один, потому что мама лежит в больнице. Напоминаю, что по моей вине.
В несколько затяжек докуриваю сигарету, отбрасываю в сторону бычок, надеваю шлем и еду на гребанное кладбище. По дороге останавливаюсь у цветочной будки и покупаю тюльпаны. Дебильные цветы, но мамина подруга их любила.
Быстро нахожу семейный склеп Степановых, а там и могилу этой женщины. Кладу ей цветы и опускаюсь на лавочку рядом. Смотреть тут больше не на что, поэтому я смотрю на надгробный камень:
Степанова Виктория Валерьевна.
Сколько нужно посидеть, чтобы считалось, что я выполнил свой долг? Мать может тут находиться часами. Мне ведь не нужно столько же?
Достаю из кармана джинс телефон и залезаю в соцсети, но тут же себя одергиваю и убираю его обратно. Это неприлично. Мама расстроится, если узнает, что я завис в телефоне.
Силой заставляю себя просидеть тут 15 минут. Потом еще пять. 20 минут ведь достаточно? Думаю, да.
С чувством выполненного долга я встаю со скамейки, бросаю на надгробный камень последний взгляд, мысленно прощаюсь со Степановой Викторией до следующего 18 августа и направляюсь на выход. Я не готов приходить на ее могилу чаще, чем раз в год.
На удивление чувствую себя неплохо, но я знаю, что это обманчивое ощущение. Весь этот проклятый день мое настроение будет на нуле: я буду зол и раздражителен. Поход на кладбище 18 августа имеет надо мной какую-то странную силу.
Через час паркую мотоцикл на тротуаре возле дома и поднимаюсь в квартиру. Дома никого нет, что меня очень радует. Не хочу сейчас никого видеть и ни с кем разговаривать. Мало того, что сегодня 18 августа и я ездил на это дебильное кладбище, так еще и мама, подумав, что я стал наркоманом, загремела от нервного срыва в больницу.