Моя (не) родная - стр. 30
— Ты повзрослела.
— Да. Прошло семь лет.
— Семь лет… — повторил он, отведя взгляд. В кабинете повисла тишина. Отец смотрел в никуда, я медленно пила кофе. Хотела присесть на угол стола, но не решилась сделать этого при нём.
— Не жалеешь, что уехала? – наконец спросил папа.
— Не знаю. Нет, — сказала, немного подумав. Отпила глоток и качнула головой. – Нет. Здесь бы я никогда не стала той, кем стала.
— Ты сбежала, — сказал он неожиданно резко.
— У меня не было выбора, — возразила я. – Пап… — Отец приподнял ладонь, останавливая меня, но раз уж мы начали, прятать голову в песок я не собиралась. – Как я могла остаться?! Как я могла смотреть вам с мамой в глаза после… После того вечера. Ты бы простил меня? Да ты меня до сих пор не простил! За семь лет ты ни разу не попытался узнать, что со мной! Ты вычеркнул меня из жизни. Разве нет?! Я понимаю тебя, отец! Понимаю! Но не надо сейчас говорить, что я сбежала! Я сделала так, как было лучше для всех!
— Ты сбежала! – его голос рокотом прокатился по кабинету. – Вместо того, чтобы встретиться с трудностями, трусливо поджала хвост! Что ты понимаешь?! Что?!
— Я виновата в смерти Влада! – выкрикнула, не сумев совладать с собой. – Я виновата в смерти твоего сына! Родного сына, отец! А я…
— А ты моя дочь! Была ею, пока, как последняя трусиха, не села в самолёт!
Я приоткрыла рот, но не смогла сказать ни слова. Шумно дыша, качнула головой.
Отец смотрел из-под густых бровей.
Нервно, не глядя, поставила чашку и снова хотела сказать что-нибудь. И снова не смогла.
— Я бы простил тебе что угодно, Агния, — выговорил отец уже спокойно. – Только не трусость.
— Отец…
Я хотела подойти к нему, но наткнувшись на тяжёлый взгляд, остановилась. В горле встал ком. Но я переборола его и посмотрела на отца прямо.
— Не думай, что мне было легко. Но, знаешь, я рада, что уехала. Даже если ты считаешь это бегством. Я стала собой. Той, кем хотела стать, а не той, кем хотел видеть меня ты. – Решительный взгляд ему в глаза. – Да, я повзрослела. Но ты и представить себе не можешь, насколько. А может, просто не хочешь.
Выдержав ещё несколько секунд, я взяла с кресла жакет и сумку.
— Ты куда? – вопрос опять застал меня у двери.
— Я выросла, отец, — повторила, обернувшись. – И теперь у меня нет времени, чтобы сидеть и ждать, пока ты соизволишь начать. Не хочешь повторять дважды? Отлично. Перенесём совещание на завтра. Извини, если в очередной раз разочаровала тебя, — открыла дверь, но задержалась ещё на секунду. – Может быть, не стоит ожидать от людей, что они всегда будут вписываться в картинку твоего мировоззрения, отец? Тогда не придётся разочаровываться так часто. Вначале Данил, потом я… У тебя есть внук, пап. Мирон. И если бы ты не был так сильно разочарован моей трусостью, ты бы узнал об этом ещё шесть лет назад.
К лифту я шла, не чувствуя ног. Руки мелко подрагивали, ледяные пальцы не шевелились. Ожидание походило на яд, и я, не дождавшись, стала спускаться по лестнице.
Ещё утром я представить не могла, что буду говорить с отцом в подобном тоне, но сожаления не было. Трусость? Может быть и трусость. Но уносящейся в неизвестность семь лет назад девчонке трусость была куда более простительна, чем умудрённому жизнью мужчине непримиримость и упрямство.
Выйдя на улицу, подставила лицо витающей в воздухе водяной пыли. Где носит Данила?!